Семь причин, по которым прогрессисты должны перенять либертарианские идеи
Автор: Мэтт Зволински
Оригинальная статья: Seven reasons progressives should be more libertarian
Перевод: телеграм-канал Libertarian Social Justice (@lsj_ru)
Я либертарианец с кровоточащим сердцем. Как и все либертарианцы, я верю в свободный рынок, частную собственность, прочные гражданские свободы и ограниченное правительство. Но в отличие от обычных либертарианцев, я, как и прогрессисты, верю в социальную справедливость. Другими словами, я считаю, что легитимность политических и экономических институтов зависит от того, насколько они оправданы для всех людей, которые живут в их рамках, включая (и, возможно, особенно выделяя) бедных и уязвимых.
Либертарианцы кровоточащего сердца ведут философскую битву на два фронта. С одной стороны, мы пытаемся убедить других либертарианцев относиться со всей серьезностью к идее социальной справедливости. Для меня тот факт, что уважение прав частной собственности и свободного рынка в целом служит интересам бедных, — это не просто счастливое совпадение, это важный элемент в оправдании этих институтов. И это означает, по крайней мере, как я это понимаю, что, когда и если либертарианские институты не справятся с этой оправдательной задачей, они должны быть изменены или отвергнуты. Таким образом, для меня пересечение либертарианства с кровоточащим сердцем с классическим либерализмом сильнее, чем со строгим минархизмом. В принципе, по крайней мере, мы должны быть открыты для идей, что деятельность, выходящая за рамки минимального государства, такая как предоставление или перераспределение общественных благ, будет не только допустимой, но и морально необходимой.
Довести эти аргументы до моих собратьев-либертарианцев немаловажно, но это не та задача, которую я беру на себя здесь. В этой статье я хочу продвинуться на втором фронте — убедить прогрессистов в том, что они должны быть более либертарианскими. Я считаю, что многие моральные ценности, разделяемые прогрессистами, лучше всего реализуются политическими и экономическими институтами, за которые выступают либертарианцы. В этом отношении разница между либертарианцами и сторонниками прогресса заключается в средствах, а не в целях. Конечно, ценности тоже имеют значение, и некоторые ценности, такие как экономическая свобода и противодействие принуждению, стали настолько тесно связаны с либертарианством, что кажутся его отличительными чертами. Но я надеюсь показать, что это ошибка. У прогрессистов есть веские причины принять эти ценности, не обязательно в качестве замены их собственным фундаментальным обязательствам.
Всего лишь одно эссе не трансформирует прогрессиста в Милтона Фридмана. Но у меня более скромная цель. Я хочу убедить прогрессивных людей быть более либертарианскими, чем они есть сейчас. Другими словами, я думаю, что прогрессисты должны быть более склонны доверять реализацию своих ценностей свободным рынкам и добровольным действиям гражданского общества и меньше доверять их правительству. И вот семь причин для этого.
1) Правительство носит принудительный характер. Вы наверняка слышали, как либертарианцы говорят: «налогообложение — это воровство». Или даже, возможно, что всеобщее здравоохранение — это рабство. И, если вы похожи на большинство не-либертарианцев, вы, вероятно, закатываете глаза и отбрасываете эти эти заявления как, в лучшем случае, безответственные гиперболы. Но что бы вы ни думали об этих лозунгах, они содержат важный элемент истины. Правительство носит принудительный характер. Когда правительство решает, что богатый Питер должен дать немного денег бедному Полу, оно не просит. Оно требует. И его требования подкреплены угрозой штрафов, которая, в свою очередь, подкреплена угрозой тюремного заключения, которая, в свою очередь, подкрепляется угрозой применения физической силы. То же самое касается любого ограничения в свободе слова, рационе питания или коммерческой деятельности, которые навязывает правительство. Верно то, что все пацифисты, кроме самых радикальных, считают, что применение силы против отдельных лиц иногда морально оправдано. Но мы должны также признать, что это серьезный вопрос, тем более что принудительность правительственных правил часто затушевывается их социальной приемлемостью и юридической формальностью. Это признак политического либерализма, что люди с разными вкусами, религиями и моральными обязательствами должны иметь возможность жить вместе в состоянии мирной веротерпимости. Все мы признаем, что для нас как отдельных людей неправильно применять насилие против наших соседей, чтобы заставить их делать то, что, по нашему мнению, они должны делать. Неужели, когда подобное насилие совершает правительство, оно от этого становится более оправданным?
2) Регулирование часто призвано служить интересам сильных мира сего, а не уязвимых. Прогрессисты часто рассматривают государственное регулирование как необходимый контроль над мощью крупного бизнеса. Но это ошибка. От Нового курса до финансовой помощи в 2008 году участие государства в экономике в целом способствовало усилению, а не ограничению власти существующих корпораций. Когда вопрос касается laissez-faire, компании требуют честной игры, но когда наступает критический момент, устоявшиеся фирмы опасаются конкуренции, которую обеспечивают свободные рынки. При любой возможности они будут стремиться подавить эту конкуренцию политическими, а не экономическими средствами. Именно поэтому либертарианцы считают, что ограничение корпоративной власти над политикой — это не просто средство привлечения нужных людей к власти или принятие более жестких ограничения на финансирование избирательных кампаний. Пока государственные агенты обладают обширными полномочиями по налогообложению, регулированию и субсидированию торговли, они будут использовать эту власть таким образом, чтобы служить своим собственным интересам и интересам тех, кто обладает достаточным политическим и экономическим влиянием, чтобы иметь для них ценность.
3) Даже если правительство хочет помочь уязвимым, оно часто не может. Предположим, вы политик, который хочет помочь жертвам стихийных бедствий. Услышав ужасные истории о пострадавших от урагана людях, с которым приходилось платить по 12 долларов за мешок льда, вы решаете принять закон, который защитит их с помощью запрета завышения цен. Вроде достаточно просто. Но действительно ли такой закон поможет? Предположим, ваш закон запрещает людям продавать лед по цене более 5 долларов за мешок. Те, кому посчастливится купить лед по этой более низкой цене, безусловно, выиграют от вашего закона. Но что делать тем, кто вообще не сможет купать лед? Не станет ли таких людей больше, когда цена опустится ниже уровня конкурентного рынка? В идеале вы можете установить максимальную цену на уровне, достаточно высоком, чтобы привлечь новое предложение, но достаточно низком, чтобы предотвратить эксплуатацию. Но какова будет эта цена? И каким образом вы ее рассчитаете? Одних добрых намерений, даже если они и присутствуют, недостаточно. Как показывает пример взвинчивания цен, попытки правительства помочь уязвимым людям сталкиваются с серьезными проблемами непреднамеренных последствий и недостаточности знаний — проблемами, для улаживания которых хорошо работает децентрализованное принятие решений рыночной системы.
4) Экономический рост чрезвычайно важен. И не только для чистюль-экономистов, одержимых абстрактными показателями. Экономический рост важен для простых людей и, вероятно, особенно для бедных и уязвимых. Даже Питер Сингер, которого обычно не считают апостолом свободного рынка, отмечает в своей книге «Жизнь, которую вы можете спасти» 2009 года, что «экономический рост… сократил долю выходцев из Южной Азии, живущих в крайней бедности, с 60 процентов в 1981 году до 42 процентов в 2005 году». По оценкам Всемирного банка, в глобальном масштабе число людей, живущих менее чем на 1,25 доллара в день, снизилось с 1,9 миллиарда в 1981 году до 1,4 миллиарда в 2005 году — с примерно четырех на каждые десять человек до менее чем одного из четырех. Урок таков: вы сможете нанести легкий удар по бедности, забирая богатство у одних людей и отдавая его другим. Но для того, чтобы произвести большие перемены — произвести такие изменения, которые окажут кардинальные воздействие на качественные и количественные показатели жизни людей — вы не можете просто перераспределить богатство. Вы должны создать его. И создание богатства — это то, что свободные рынки делают лучше всего.
5) Экономическая свобода не менее важна, чем гражданская свобода. Либертарианцев и прогрессистов объединяет приверженность гражданским свободам, таким как свобода слова, религии и ассоциаций. Но сторонники прогресса обычно ставят экономические свободы — свободу заключения контрактов, свободу частной собственности и получения прибыли от производственной собственности, свободу выбора профессии — на более низкий уровень. Либертарианцы считают, что экономическая свобода важна не только потому, что она приносит хорошие результаты для общества, но и по тем же причинам, что и традиционные гражданские свободы — они являются важным элементом личной автономии и благополучия. Такие прогрессисты как Мэтт Иглесиас заслуживают похвалы за признания пороков профессионального лицензирования, которое в основном предназначено не только для поддержки могущественных экономических интересов за счет слабых (см. пункт 2 выше), но и не позволяет маргинализированным лицам использовать предпринимательские таланты для улучшения собственного положения и жизни своих сообществ. Однако законы о лицензировании — это только верхушка айсберга, и либертарианские институты, такие как The Institute for Justice, были в авангарде борьбы с выдающимися злоупотреблениями в сфере принудительного отчуждения и другими ограничениями, сдерживающими маленького человека.
6) Либертарианство — это больше, чем экономика. Прогрессисты, критикующие либертарианство, склонны сосредотачивать свою критику на либертарианских экономических рецептах. Это понятно, потому что именно в этой области либертарианцы и прогрессисты имеют наибольшие разногласия. Но хотя для тех из нас, кто любит дискутировать о политике, возникает соблазн сосредоточиться на областях конфликта, это не обязательно продуктивно или поучительно. Потому что в результате затемняется широкий спектр политических вопросов, в которых сходятся либертарианские и прогрессивные принципы. И это особенно контрпродуктивно, учитывая важность вопросов, по которым согласны либертарианцы и прогрессисты. Внесение существенных изменений в либертарианском/прогрессивном направлении по любой из этих проблем существенно изменит свободу и благополучие огромного количества людей. Подумайте: и либертарианцы, и сторонники прогресса выступают за радикальное устранение существующих барьеров на пути к свободе миграции. Если эта политика будет реализована, это позволит миллионам людей во всем мире улучшить свою жизнь, спасаясь от несправедливых и неэффективных режимов и переезжая в общества, где их производительный труд ценится (не здесь, очевидно). Либертарианцы и прогрессисты решительно выступают против растраты жизней и ресурсов в ненужных и несправедливых военных авантюрах. И те и другие противостоят войне с наркотиками и тем разрушениям, которые она нанесла семьям, общинам и гражданским свободам. И даже в экономических вопросах есть много совпадений, поскольку и прогрессисты, и либертарианцы выступают против корпоративного благосостояния и необоснованных сельскохозяйственных субсидий.
7) Стихийный порядок сильнее, чем вы думаете. Естественно, что правительство защищает и продвигает наши самые важные ценности. В конце концов, когда правительства пытаются сделать что-то ценное, они придумывают план. «Оставить все на откуп рынку», напротив, совсем не похоже на план. Но планы переоценены. Или, по крайней мере, переоценены единичные всеобъемлющие и универсальные планы. Великое достоинство свободного общества состоит в том, что оно допускает множество планов и достижение успеха в процессе эволюции, проб и ошибок. То, что свободным людям, тем не менее, удается согласовывать свои отдельные планы по созданию даже такого простого объекта, как карандаш, не говоря уже о всей сложно переплетенной экономике, должно вызывать у нас трепет перед информационными и стимулирующими силами системы рыночных цен. Но достоинства свободного общества не ограничиваются производством экономических благ. Как со всей очевидностью продемонстрировали действия частного сектора и общественности в ответ на ураган Катрина, стихийный порядок также является инструментом для производства моральных благ. Урок таков: сокращение государственных расходов не означает, что люди должны будут сами заботиться о себе как одинокие, изолированные личности. Это означает, что заботящимся людям и сообществам предоставляется возможность действовать в соответствии со своими благородными инстинктами, а экономические стимулы должны быть структурированы таким образом, чтобы направлять их самые базовые инстинкты на общественное благо.
Это мои причины, по которым я считаю, что прогрессисты должны больше доверять свободным рынкам и гражданскому обществу, чтобы реализовать свои ценности, и меньше доверять государственному регулированию. Но даже если прогрессивные силы не убеждены в этом, я надеюсь, что они убеждены в другом: а именно, что политические разногласия не всегда подразумевают непримиримый конфликт основополагающих ценностей. Прогрессисты и либертарианцы должны понимать, что у них гораздо больше общих ценностей, чем они, вероятно, думают, и что их различные политические рецепты — не столько результат эпической битвы добра и зла, сколько результат разумных разногласий относительно того, как расставлять приоритеты и реализовывать их общие цели. Даже в случае сохранения разногласий, необходимо относиться к этим разногласиям более цивилизованно и конструктивно.
