Bleeding Hearts. История либертарианской мысли — Герберт Спенсер

Libertarian Social Justice
16 min readMay 21, 2020

--

Автор: Мэтт Зволински
Оригинальная статья: A Bleeding Heart History of Libertarian Thought — Herbert Spencer

Большинство людей, вероятно, слышали о Герберте Спенсере только одну фразу: он был «социал-дарвинистом». Однако это мнение ошибочно.

Герберт Спенсер

Либертарианцы, такие как Джордж Смит и Родерик Лонг (здесь и еще здесь) долго защищали Спенсера от несправедливого обвинения в социальном дарвинизме. К счастью, сейчас среди серьезных ученых общепринято мнение, что это миф.

Но если Спенсер не был социальным дарвинистом, то кем он был и почему так много людей неверно истолковали его взгляды? Могут ли современные либертарианцы найти что-то ценное в его работах? Будут ли они полезны для либертарианцев кровоточащего сердца?

В своем недавнем телевизионном интервью Reason я сказал кое-что, что вполне можно интерпретировать будто Спенсер был «хладнокровным зверем». Это, конечно, не то, что я намеревался сказать, но, увы, это был не самый мой красноречивый день. Поэтому я считаю, что обязан мистеру Спенсеру более подробно изложить его взгляды. И я подумал: что может быть лучше, чем продолжать серию, которую я когда-то начал: «История мысли либертарианства с кровоточащим сердцем». Я давно хотел добавить еще одну заметку в эту серию. И случай как нельзя подходящий, учитывая, что Джон Томази и я только что начали писать «Краткую историю либертарианства» для издательства Принстонского университета.

Давайте начнем с изучения мифа о социальном дарвинизме Спенсера.

Спенсер и социальный дарвинизм

Быть социал-дарвинистом, по-видимому, значит придерживаться убеждений, что человеческое общество должно руководствоваться принципом «выживания наиболее приспособленных» (термин, который, как известно, придумал именно Спенсер). Сильные, богатые, умные должны размножаться и распространять свой хороший генетический материал для будущих поколений. Слабым и глупым (и бедным, разве бедность не является достаточным свидетельством слабости и глупости?) следует позволить (и поощрить?) вымирать, чтобы они не могли нанести дальнейший ущерб эволюционному прогрессу общества.

Основной груз ответственности за популярное толкование Спенсера как социального дарвиниста, вероятно, должен быть возложен на Ричарда Хофштадтера, который в своей книге Социальный дарвинизм в «Американской мысли» посвятил целую главу работе Спенсера и радикально изменил восприятие идей Спенсера в британской и американской культуре.

Но часть вины должна возлагаться и на самого Спенсера, труды которого порой с легкостью поддаются неверному толкованию. Спенсер, в конце концов, рассматривал эволюцию человеческого общества и человеческой личности как нечто чрезвычайно важное с точки зрения морали, полагая, что человеческая природа изменчива и (по крайней мере, в ранние периоды творчества) что прогресс со временем неизбежно приведет его к совершенству. Но человеческая природа могла развиваться в сторону большего совершенства, только если ее неидеальные черты были бы как-то устранены. И часто самый эффективный способ для этого устранения состоит в том, чтобы просто позволить носителям этих черт страдать от их естественных последствий. Спенсер излагает суть этой идеи в главе 18 « Социальной статики» в характерно прямолинейном стиле:

Уничтожая наименее развитых и подчиняя остающихся вечно действующей дисциплине опыта, природа обеспечивает развитие расы, способной понимать условия существования и сообразоваться с ними… Возможно ли, в самом деле, сняв с себя цветные очки предрассудка, окрашивающие наблюдаемые предметы в тот или другой цвет, и отрешась от своих любимых проектов, не видеть всей нелепости покушений защищать людей от самих себя? Если бы нашим прожектерам удавалось постоянно выполнять свои планы, то они наполнили бы мир несчастным населением дураков. Из человека они сделали бы самое жалкое существо — существо, которое не имело бы силы поддерживать себя и для своей жизни постоянно нуждалось бы во внешней опеке; существо, которое вечно сбивалось бы с пути и не могло бы обойтись без того, чтобы его другие каждый раз направляя на истинную дорогу, нечто, постоянно стремящееся к саморазрушению. Все усилия природы направлены к тому, чтобы освободить мир от подобных созданий и дать место лучшим. Природа требует, чтобы всякий индивид удовлетворял сам себя… При философском обобщении вопроса ясно, что люди, которых глупость, пороки и лень доводят до смерти, должны быть поставлены на одну ногу с жертвами слабых внутренностей и уродливых членов. В том и в другом случае существует гибельный недостаток приспособления. С отвлеченной точки зрения все равно, будет ли этот недостаток нравственный, интеллектуальный или телесный. Эти несовершенные существа — ошибки природы; как скоро они оказываются такими, они берутся назад ее законами. Они подвергаются испытанию вместе с другими. Если они окажутся достаточно совершенны для жизни, то останутся жить, и хорошо, если так. Если же они недостаточно совершенны, то умрут и это лучшее, что такие существа могут сделать. (выделение добавлено)

Эти две последние строки, в частности, были использованы критиками Спенсера, чтобы продемонстрировать его жестокую точку зрения. Но доказывают ли они, что Спенсер был социал-дарвинистом? Есть три факта против этой интерпретации. (Для дальнейшей деконструкции см. статью Томаса Леонарда «Происхождение мифа о социальном дарвинизме»).

Во-первых, позвольте придраться. Хотя эволюционные аргументы, несомненно, играли важную роль в социальной мысли Спенсера, Спенсер был ламаркианцем, а не дарвинистом в его понимании того, как работает эволюция. Другими словами, Спенсер считал, что приобретенные признаки могут быть биологически унаследованы. Это убеждение имело важные последствия для Спенсера, поскольку оно привело его к представлению об эволюции как о прогрессивном явлении, движущем общество и индивидов, из которых оно состоит, на более высокие и лучшие стадии существования. Для Спенсера эволюция была в значительной степени продуктом «сознательного, спланированного напряжения» отдельных людей, а не просто «случайной вариацией и естественным отбором, которые лежат в основе дарвинизма» (Леонард, с. 41).

Во-вторых, и, что более важно, Спенсер был решительно и недвусмысленно против агрессивного применения силы. «Социальный дарвинизм» предполагает борьбу за существование, в которой «сила порождает право» и эволюционная пригодность демонстрируются, в частности, умением выбивать конкурентов за скудные ресурсы с помощью умелого применения насилия. Но Спенсер был ревностным критиком рабства и военного империализма — двух методов, одобрение которых обычно приписывают Спенсеру. Более фундаментально, основной принцип этики Спенсера, его «закон равной свободы», интерпретируется в явном виде как запрет на лишение других их жизни или свободы. Для Спенсера этические принципы являются продуктом эволюционных сил, но также служат для беспристрастной проверки этих сил. Как пишет Родерик Лонг:

Спенсер восхваляет «дальновидную доброжелательность» эволюционного отбора не потому, что он хочет увидеть как неспособные отсеиваются, а потому, что прошлый отбор привел к появлению существ с моральным чувством, достаточно продвинутым, чтобы смягчить действие эволюционного отбора сейчас. В глазах Спенсера милосердие (по крайней мере, разумное и добровольное) представляет собой не преступление против эволюции, а превосходство одной формы эволюции в пользу более высокой формы …

Это подводит непосредственно к третьей претензии к стандартной интерпретации Спенсера: Спенсер, на самом деле, не был против благотворительности. Действительно, в самых первых строках абзаца после того (очевидно, проклятого) отрывка, приведенного выше, Спенсер пишет, что «если строгость этого процесса умеряется самопроизвольным проявлением симпатии людей по отношению друг к другу, то облегчение это правильное». Протест Спенсера, поясняет он, относится не к благотворительности как таковой, а к благотворительности, которая либо а) влечет за собой нарушение закона равной свободы, так же как и перераспределение, которое осуществляется принудительно, или б) смягчает нынешние страдания за счет причинения большего страдания в будущем, как и политика, которая поощряет безответственность, защищая людей от издержек их безответственного поведения. Требования «положительной благотворительности», утверждал Спенсер, не могут быть установлены так же жестко, как требования справедливости, но это не делает их менее серьезными или императивными, чем моральные обязательства. Действительно, как указывали Лонг и другие, Спенсер посвятил их обсуждению 10 полных главах Принципов этики. Позже я расскажу, насколько далеко зашли взгляды Спенсера в признании наличия привилегий или обязательств по оказанию помощи бедным. Но утверждение, что он был социал-дарвинистом, который отвергал такую помощь, совершенно явно необоснованное.

Политическая идеология Спенсера

Если Спенсер не был социал-дарвинистом, то кем он был? По словам Хофштадтера, Спенсер был «ультраконсерватором». С другой стороны, Мюррей Ротбард оценил «Социальную статику» как «величайшее произведение либертарианской политической философии, когда-либо написанное».

Изучив обширные документах здесь, уже трудно поддерживать интерпретацию Спенсера как политического консерватора. Спенсер был ранним сторонником равных прав для детей и женщин (хотя его позиция в отношении последних изменилась в позднем периоде творчества). На титульной странице New York Times, он напротив называется сторонником профсоюзов и противником колониализма и империализма. [В качестве одного из примеров последнего он писал, что англичане не могут притворяться, что оправдывают «наши завоевания в колониях тем, что будто бы провидение Творца предназначило англо-саксонскую расу для заселения мира»; скорее, агрессия проистекает из «пиратского духа», который, к счастью, начинает ослабевать, поскольку люди начинают осознавать, что «политика захвата новых территорий есть политика настолько же дурная, насколько и несправедливая» Социальная статика, стр. 142, 342.] Кроме того, он был противником государственной цензуры и использования государственных средств для поддержки религии. Что касается консервативного представления о том, что мы должны «поддерживать войска» во время войны, Спенсер писал, что «когда мужчины нанимаются, чтобы по заказу стрелять в других людей, ничего не спрашивая о справедливости этого дела, мне все равно, пусть даже они перестреляют друг друга»(«Факты и комментарии», гл. 20). Ничто из этого не выглядит как консерватизм современного республиканского толка. Но это не очень похоже и на консерватизм Кёрка, Бёрка, Стивенса или кого-то еще.

Можно привести гораздо более веские аргументы в пользу отнесения Спенсера к либертарианству, хотя даже здесь все не так гладко. Как упоминалось выше, основным этическим принципом Спенсера является «закон равной свободы», который гласит, что «каждый человек волен делать то, что желает, если не нарушает при этом равную свободу любого другого человека» (Social Statics, IV). И мы уже видели, что Спенсер выводил из этого принципа (негативные) права на жизнь и свободу. Он также считал, что из него могут быть выведены права на частную собственность, свободный обмен, свободу слова, свободу передвижения и множество других прав. И эти права, по мнению Спенсера, были почти абсолютными по своему характеру — их нельзя игнорировать в каком-то конкретном случае, даже если мы считаем, что социальная выгода, полученная в результате этого, была бы действительно очень велика.

Но если мы ограничим нашу точку зрения материалы Спенсера в «Социальной статике» и не будем пока учитывать материалы из книги 1884 года «Человек и государство», то можно привести убедительные аргументы, что Герберт Спенсер был левым либертарианцем, подобно современным теоретикам Гилелю Штайнеру, Валлентайну и Майклу Ооцуке, а не правым либертарианцем как Нозик или Мюррей Ротбард. Разница сводится к вопросу о земле. Для Нозика и Ротбарда, как и для Джона Локка, человеческие существа могут на законных основаниях приобретать частную собственность на землю, где под «землей» они подразумевают как саму землю, так и другие необработанные природные ресурсы, такие как уголь, древесина, вода и т.д. Для левых либертарианцев, наоборот, такие акты частного присвоения морально проблематичны.

Для Спенсера же они противоречат закону равной свободы. В главе IX Социальной статики, Спенсер утверждает, что закон равной свободы требует, чтобы все люди имели равные права на использование мира. Однако частная собственность на землю нарушает это право:

Если какая-нибудь часть земли сделается на законном основании собственностью отдельного лица и может им употребляться исключительно для своей выгоды, и если он может ее рассматривать как вещь, на которую он имеет исключительное право, то и другие части земли могут сделаться предметом подобного же обладания. Наконец, вся поверхность земли сделается предметом собственности, и наша планета во всем своем объеме попадет в частные руки. Посмотрите же, к каким это приведет затруднениям. Предположите, что весь обитаемый мир состоит из огороженных клочков частных земель. Если таким образом собственники будут иметь действительное право на земную поверхность, то все несобственники не будут иметь на нее вовсе никакого права. Следовательно, несобственники будут в состоянии существовать только потому, что их терпят тут другие. Их существование будет нарушать чужое право собственности. Не получив дозволения от поземельных владельцев, они не будут иметь на земле пространства для помещения подошвы своих ног. Если другие признают за лучшее не давать им места, куда преклонить голову, эти безземельные люди могут, на основании законов такой справедливости, быть вовсе изгнаны с земной поверхности. Дозволение превращать землю в частную собственность дает возможность одной части обитателей земного шара завладеть всею его поверхностью. После этого, остальные жители земли будут в состоянии упражнять свои способности и даже существовать только с согласия поземельных собственников. Немудрено понять, что такое исключительное владение землей неизбежно заключает в себе нарушение закона равной свободы. Люди, которые не могут «жить, двигаться и обладать своим существованием без дозволения других», не могут быть столь же свободны, как эти другие.

По словам Спенсера, единственная справедливая система это такая, при которой частная собственность на землю будет полностью отменена и заменена системой, в которой государство будет единственным землевладельцем для общества, — системой, о которой Гилель Штайнер с восхищением писал здесь и здесь. Однако к моменту появления «Принципов этики» Спенсер отказался от этого предложения, но также смягчил жесткость права собственности (по крайней мере, в морально неидеальных обществах, таких как наше), чтобы допустить его нарушение посредством «справедливо распределенного налогообложения, необходимого для поддержания порядка и безопасности»(Принципы этики , гл. 12)

Тем не менее, в мысли Спенсера есть много того, чем могут восхищаться и не-левые либертарианцы. Как подробно рассуждает Альберто Мингарди в своей недавней трактовке Спенсера, в работе Спенсера есть очень много тем, касающихся эволюции и рассеянного знания, которые предвосхищают идеи, которые впоследствии будут более подробно разработаны Фридрихом Хайеком. Его рассуждения в «Грядущем рабстве» (раздел 2.31) о взаимосвязи между налогообложением и рабством послужили первоисточником характерно резкой, но незавершенной «Повести о рабе» Роберта Нозика. И самая ранняя опубликованная работа Спенсера, эссе на тему «The Proper Sphere of Government», является особенно убедительным и доступным изложением ключевой либертарианской идеи. Например, в нем есть отрывок, в котором Спенсер объясняет, что правительство должно

не регулировать торговлю; не обучать людей; не учить религии; не заниматься благотворительностью; не делать дороги; но необходимо для защиты естественных прав человека — для защиты личности и имущества — для предотвращения агрессии сильных на слабых — одним словом, для отправления правосудия. Это естественная, оригинальная служба правительства. Оно не должно делать меньше, но ему нельзя позволять делать больше (с. 185).

Герберт Спенсер — «кровоточащее сердце»?

Однако, даже если Спенсер не был социальным дарвинистом, у нас все еще есть веские основания сомневаться в том, являются ли его политические взгляды — и его взгляды, в частности, в отношении наших обязательств перед бедными — оправданными. Вы можете не быть социал-дарвинистом, чтобы неоправданно хладнокровно относиться к судьбе бедных. Так есть ли у либертарианцев сегодня какая-то причина, чтобы принять во внимание взгляды Спенсера на бедность? А как насчет bleeding-heart либертарианцев?

Как мы отметили выше, точка зрения Спенсера заключается в том, что благотворительная помощь бедным является надлежащей, если она не является принудительной (то есть, если она не нарушает закон равной свободы) и пока она не контрпродуктивна (т.е. пока это не приносит больше вреда, чем пользы). Но помощь бедным, для Спенсера, является своего рода благотворительностью, а не справедливостью. Это не то, что может быть востребовано бедными как право. Таким образом, мы уже видим, как взгляды Спенсера могут не соответствовать стандартам определенных взглядов на социальную справедливость.

Некоторые из наиболее спорных утверждений Спенсера о бедных возникают в его дискуссиях о неэффективности некоторых видов благотворительной помощи. Спенсер особенно обеспокоен тем, чтобы избежать так называемого морального риска — ситуаций, в которых попытки защитить людей от последствий рискованного поведения побуждают их к более рискованному поведению. Спенсер часто пишет в таком стиле, что, кажется, выражает презрение к тем, кто испытывает сочувствие и стремится помочь тому, чье рискованное поведение приводит к неприятностям:

Люди, которые настолько сочувствуют, что не могут позволить борьбе за существование причинять недостойным страдания, вытекающие из их неспособности или поступков, настолько черствые, что они могут намеренно усложнить борьбу за существование для достойных и причинить им и их детям искусственное зло в дополнение к естественному злу, которое они должны выносить! («Грехи законодателей» в книге «Человек и государство» )

Но в то время как гуманные читатели, без сомнения, недовольны риторикой Спенсера, не очевидно, должны ли выступать кровоточащие сердца против принципа, к которому обращается Спенсер? Чтобы выяснить, как лучше всего помочь людям, мы должны сбалансировать краткосрочные выгоды с возможными долгосрочными затратами. Мы могли бы возражать против способа, с помощью которого Спенсер соблюдает этот баланс — думая, например, что он придает слишком мало значения сиюминутным страданиям, и слишком много значения для неопределенных будущих страданий. Или мы могли бы возражать (в определенных конкретных случаях) эмпирическим утверждением, что облегчение страданий сейчас увеличит вероятность будущей безответственности. Но, конечно же, это совместимо с заботой о тех, кого вы хотите научить заботиться о себе. В конце концов, это именно то отношение, которое мы принимаем (и должны принимать) к нашим детям, и иногда это означает позволить им страдать (в небольшой степени) от боли, которую мы могли бы предотвратить.

Для Спенсера многое зависит — и по понятым причинам — от источника страданий, которые мы пытаемся облегчить.

Всем павшим по непредвиденным обстоятельствам, всем потерпевшим неудачу по недостатку недоступных для них знаний, разоренным бесчестностью других, страдающим от давно питаемых и не осуществившихся надежд, — всем подобным людям может быть оказана помощь без вреда для какой бы то ни было из сторон. Можно дать случай поправиться даже расточителям, в памяти которых запечатлелись тяжкие, перенесенные ими страдания, убедившие их в неизбежности условий жизни, каким они должны подчиниться ( Social Statics, Chapter XXV).

Люди, которые находятся в бедственном положении из-за устойчивых дефектов в их характере, — другая история. Но даже здесь, утверждает Спенсер, мы не должны спешить с суждением — если предположить, что из-за того, что кто-то беден, его характер должен быть хуже нашего. (Здесь Спенсер предвкушает определенные идеи о «моральной удаче».)

Для вас легко, достоуважаемый гражданин, сидя в покойных креслах, упираясь ногами в решетку камина, рассуждать о дурном поведении народа; вам очень удобно порицать его необузданные и порочные привычки… Немного чести в том, что вы не растрачиваете вашей экономии для чувственных наслаждений; у вас и без того довольно удовольствий. Но что бы вы сделали, если бы вы были поставлены на место работника? Как бы добродетели ваши выдержали мучения и слезы бедности? Куда бы девалось ваше благоразумие и ваше самоотвержение, если бы вы были лишены всех тех надежд, которые вас теперь стимулируют…? Поставьте себя на место работника — от утренней зари до вечерних сумерек вы привязаны к скучной и утомительной работе; вы питаетесь дурной пищей, да и то еще в недостаточном количестве… Представьте себе, что свою экономию вы не можете делать, как теперь, из вашего излишка, но должны употреблять на это вашу заработную плату, которая и без того недостаточна для необходимых ваших издержек, и сообразите, достанется ли вам бережливость так же легко, как она вам достается теперь. Вообразите себе, что вы принадлежите к презираемому классу людей, которому присваивают унизительное название «великой неумытой толпы». Человека из этой толпы все считают грубым, глупым, порочным, его постоянно подозревают в дурных намерениях… Будет ли для вас при этих условиях так же легко достигнуть почетного положения, как теперь?… Как возмутительно слышать речи нахальных самохвалов, которые благодарят Бога, что они не похожи на других людей, и строго осуждают своих бедных сограждан, обремененных тяжкой работой и несущих непосильную долю! (Социальная статика , глава XX)

Те же, кто наделен властью и привилегиями в обществе, должны особенно осторожно выносить суждения о бедных, учитывая тот факт, что богатство и бедность часто являются результатом несправедливых социальных институтов, а не индивидуальных дефектов характера. Спенсер утверждал, что стремление увековечить такую ​​выгодную для богатых несправедливость лежит в основе многих аргументов против политического освобождения масс. Такие аргументы, по сути, сводились к заключению, что:

немногие должны продолжать нарушать права большинства, из опасения, чтобы это большинство не вздумало нарушать права этих немногих. Сытые, живущие в роскошных дворцах, щеголяющие роскошью своей одежды, занимающие выгодные места и пользующиеся доходными пенсиями, — все эти люди, может быть, полагают, что пусть лучше массы народа страдают для их пользы, как это делается теперь, и не хотят рисковать страдать для пользы масс, как это могло бы случиться. Но разве справедливый посредник мог бы решить таким образом? Разве он не сказал бы, напротив, что если отдельные личности того и другого класса пользуются даже одинаковым благосостоянием, то все-таки правильнее будет меньшинство принести в жертву большинству, но оказывается, что подробности большинства удовлетворены несравненно хуже — при таком положении справедливость безусловно предписывает отдать им предпочтение. Если неизбежно, чтобы какая-либо сторона подверглась несправедливости, то, конечно, несправедливости этой должны подвергнуться сотни богачей, а не тысячи бедняков. (Социальная статика , глава XX)

Последние две строчки не совсем соответствуют либертарианскому одобрению социальной справедливости, но, безусловно, они где-то рядом. Важно отметить , что даже если Спенсер защищал своего рода социальную справедливость, это не было бы несовместимо с его неприятием некоторых видов помощи бедным. В конце концов, такая поддержка иногда может противоречить социальной справедливости. По словам Спенсера, в результате часто финансируются те, кто могли бы содержать себя самостоятельно, но предпочли не делать этого (или кто по своему собственному добровольному выбору поставил себя в положение, в котором они не могут содержать себя). И финансируются они не только за счет богатых, но и за счет работающих бедных. (См. « Грехи законодателей», а также письма 3 и 4 «Правильная сфера управления».)

Вывод

Эта серия статей по истории либертарианской мысли демонстрирует, что идеи, представленные в этом блоге, не новы. Проблема бедности и забота о бедных является центральной и постоянной темой в либертарианской интеллектуальной традиции. Мы можем признать, что мыслители прошлого не зашли достаточно далеко, или что они не сформулировали абсолютно четко, каким образом либертарианцы должны выражать свою заботу о бедных. В этом смысле идея либертарианства с кровоточащим сердцем является действительно свежей. Но это не означает радикального разрыва с либертарианской традицией. В самом деле, мы думаем, что это лучшее расширение и развитие этой традиции.

Я не считаю, что Герберт Спенсер был либертарианцем с кровоточащим сердцем. Но полезно взглянуть, как близко он был. Тому, кто собирается доказать, что либертарианство зиждется на бессердечии, будет сложно найти более удобную мишень для своей критики, чем труды Герберта Спенсера (в этом плане конкуренцию ему составит разве что Айн Рэнд). Но если даже в случае Спенсера такой критик потерпит фиаско, то, безусловно, будут веские основания сомневаться в истинности его изначального утверждения.

Это не значит, что наследие Спенсера неопровержимо. Многие ключевые шаги в его доводах в пользу «laissez-faire» сомнительны, и при более полном исследовании его работ необходимо более тщательно изучить:

  • сложные взаимосвязи между его базовыми утилитарными моральными принципами и его приверженностью почти абсолютным принципам естественного морального закона;
  • логический вывод Спенсером закона равной свободы;
  • имеет ли смысл закон равной свободы;
  • действительно ли из этого можно сделать либертарианские выводы и т. д.

В этом эссе я не буду утверждать, что труды Спенсера бесспорны во всех отношениях. В данном случае я действую как адвокат, требующий признать «невиновным». Мой клиент может иметь свои грехи, и он может быть виновен в некоторых других серьезных нарушениях закона; но он, конечно, невиновен в преступлении, в котором его обвиняют. По меньшей мере, Герберт Спенсер заслуживает пересмотра дела.

Список используемой литературы

Как всегда в этой серии, ссылки ниже относятся к некоторым ресурсам, которые оказались особенно полезными для меня в размышлениях и понимании политической мысли Спенсера. Это далеко не исчерпывающий список.

С чего начать новичкам? Социальная статика, несомненно, обеспечивает лучшее всестороннее введение в моральную и политическую мысль Спенсера. Если у вас есть время и энергия, чтобы прочитать целую книгу, это, безусловно, отличный старт. Но предупреждаю, что Социальная статика может быть очень обманчивой. В этой работе Спенсер вовлечен в высоко идеализированную форму моральной/политической теории — по существу спрашивая, какие моральные правила и политические институты были бы уместны для совершенно развитого человечества, в котором каждый всегда действует в соответствии с требованиями, которые ему предъявляет мораль. В нескольких местах он ясно указывает, что выводы, которые он делает в книге, не обязательно применимы к человечеству в его несовершенном состоянии. Но эти предостережения легко не заметить, и поэтому легко забыть, что, например, глава «Право игнорировать государство», даже до того, как она была удалена, никогда не предназначалась для применения к человечеству в его нынешнем состоянии.

Таким образом, читатели, ищущие более короткое и менее абстрактное введение, могли бы с пользой взглянуть на очерки, содержащиеся в «Человеке против государства». Как уже упоминалось выше, очерк Спенсера «Правильная сфера управления» является прекрасным обобщением его (ранней) политической мысли. Но я полагаю, что я присоединюсь к Роджеру Нисбету и Альберто Мингарди, которые порекомендуют «Чрезмерное законодательство» как самый подходящий материал, если вы собираетесь читать только что-то одно из Спенсера. Прочитайте это и узнайте почему.

Основные источники

Вторичные источники

Чтобы вовремя узнавать о новых переводах, подписывайтесь на наш телеграм-канал “Libertarian Social Justice” (@lsj_ru)

--

--

Libertarian Social Justice

Либертарианская точка зрения на БОД и социальную справедливость. Подписывайтесь на наш телеграм канал https://t.me/lsj_ru