Либертарианство и добродетель

Автор: Аарон Росс Пауэлл
Оригинальный текст: Libertarianism and Virtue, The State Through the Lens of Virtue, Why the Government is So Often Vicious and Foolish

Следующая серия постов из моего цикла аргументов в пользу либертарианства посвящена этики добродетели. И это представляет собой некоторую проблему. Большинство способов обоснования либертарианского общественного устройства начинаются с моральной философии, а затем распространяются на политику. Так было с предыдущими тремя постами о Роберте Нозике. Нозик берет идею базовых прав, уже знакомую большинству из нас, и спрашивает, какому государству они удовлетворяют. Точно так же консеквенциалистское либертарианство — которое я, вероятно, рассмотрю в следующей серии постов — опирается на другую знакомую моральную философию: правильно то, что даёт наилучшие результаты.

Но если вы не изучали моральную философию, то вряд ли вы когда-либо слышали об этике добродетели. А если вы не изучали этику добродетели, маловероятно, что вы имеете представление о том, что это такое. Во многом это связано с тем, что этика добродетели в своем основном подходе к решению моральных проблем совсем не похожа на другие школы.

Всё это означает, что я, вероятно, не могу рассчитывать на те фоновые знания читателя, которые я использовал в случае Нозика или которые я планирую использовать, обсуждая консеквенциализм. Поэтому сначала нужно написать пост, посвящённый этике добродетели, прежде чем перейти к обсуждению того, какое отношение она имеет к либертарианству. Однако, прежде чем приступить к этой задаче, важно кое-что прояснить. Точно так же, как «консеквенциализм» — это не чёткая, согласованная моральная теория, а скорее обозначение категории теорий, которые часто расходятся во мнениях, этика добродетели — это школа мысли, имеющая множество, часто противоречащих друг другу форм. В дальнейшем я стараюсь придерживаться точек соприкосновения, в которых все школы сходятся во мнении, и рисовать широкими мазками, избегая мелких — и пока ненужных — деталей [1].

Начнем с самого большого различия между этикой добродетели и другими школами моральной философии. Как правило, ключевой вопрос морали звучит так: «Какое действие правильно?». Для консеквенциалистов ответ заключается в том, какой из вариантов дает наилучшие результаты. Они расходятся во мнениях относительно того, что означает «результат», хотя обычно говорят, что он связан с «максимальным счастьем» или «наименьшим страданием».

Деонтологи считают, что правильное действие — это то, что соответствует надлежащим правилам или обязанностям. Хотя мнения относительно содержания этих обязанностей у деонтологов различаются, большинство либертарианцев связывают их с естественными правами. Таким образом, морально правильным является действие, не нарушающее права другого человека. Любое действие, нарушающее права, представляет собой моральное зло.

Либертарианцы признают наличие этого разрыва. На стороне консеквенциалистов есть такие личности, как Людвиг фон Мизес и Дэвид Фридман, которые утверждают, что свободные рынки попросту эффективнее работают, чем их альтернативы. С деонтологической стороны мы находим Мюррея Ротбарда и Роберта Нозика, основывающих своё либертарианство на фундаментальных правах человека. Нозик пишет: «У людей есть права, и существуют вещи, которые ни один человек или группа людей не могут делать с ними (не нарушая их прав)».

Сторонники этики добродетели считают, что все они начинают с неправильного вопроса. Вместо «Что такое правильное действие?» нам следует спросить: «Что такое хороший (т.е. добродетельный) человек?»

Хороший человек — это человек, живущий хорошей жизнью по стандартам, которые мы все разделяем из-за нашей общей человечности. Другими словами, хорошая жизнь для людей не то же самое, что хорошая жизнь для кошек или хорошая жизнь для тюльпанов. У нас есть природа, и эта природа определяет контуры хорошей жизни, так же как наша природа определяет контуры правильного питания.

Но означает ли это, что есть только один вид хорошей жизни? Что мы не можем рационально спорить о том, что делает жизнь хорошей? Да и нет. Да, в том смысле, что две жизни, обе одинаково хороши, могут выглядеть довольно по-разному в их деталях. Хорошая жизнь городской бизнес-леди не очень похожа на хорошую жизнь представителя амишей. И очевидно, что мы не хотим сказать, что только амиши или только космополитичные городские жители живут хорошей жизнью.

Но в то же время между хорошими жизнями любого рода существует огромное сходство. Чтобы иметь хорошую жизнь, нужно любить и быть любимым. Это стремление — и, как мы надеемся, достижение — значимого успеха. Это быть справедливым, честным и добрым. Никто на самом деле не верит в обратное. Стал бы кто-нибудь из нас определять как «хорошую» жизнь без любви, без достижений? Жизнь, наполненную нечестностью и враждебностью? Жизнь, состоящую из насилия и незащищенности? Конечно же нет.

Именно такой хорошей жизни, определяемой широкими универсалиями, и посвящена этика добродетели. Именно такую жизнь мы имеем в виду, когда говорим: «Он хороший человек». Мы все понимаем, что это значит.

Древнегреческий философ Аристотель, чьи сочинения вдохновляют и наполняют большинство современных этических представлений о добродетели, назвал эту хорошую жизнь «эвдемонией». Хотя этот термин часто переводится как счастье, более точно этот термин означает что-то вроде «человеческого процветания». Эвдемонию можно достичь не за мгновение, а за всю жизнь. Только в конце нашей жизни мы можем быть уверены, что достигли этого, поскольку она принимает во внимание жизнь в целом. Эвдемония — это хорошо прожитая жизнь. Таким образом, мы можем быть на пути к ней даже в те моменты, когда мы непосредственно несчастны, поскольку эти временные приступы неудовольствия могут иметь последствия, которые обогащают и улучшают нашу жизнь в целом.

Наша цель как людей — найти эвдемонию. (И это не просто цель, а сильное желание. Кому, в конце концов, хочется прожить плохую жизнь?) Способ, которым мы гарантируем, что наша жизнь будет хорошей, заключается в том, чтобы обладать добродетелями и делать выбор в соответствии с ними. Для достижения эвдемонии — чтобы жить хорошо — нам нужен доступ к благам (goods) и нам нужно обладать добродетелью (virtue).

Блага— это такие вещи, как еда, кров, одежда, книги, здоровье, образование и так далее. Без них у нас не будет ресурсов, необходимых для взращивания добродетели. Ясно, что это один из пунктов, благодаря которому этика добродетели может привести к либертарианству. Ибо свободные рынки представляют собой лучший из найденных человечеством способов предоставления благ. Таким образом, если блага необходимы для добродетели, которая необходима для эвдемонии, то система рынков будет предпочтительнее, чем система без них.

Далее, нам нужны добродетели характера. Мы все знакомы с ними: сострадание, мужество, надежда, целостность, честность, доброжелательность и так далее. Их можно рассматривать как навыки, так и склонности. Мы должны полностью понять содержание добродетели, поэтому этика добродетели делает такой акцент на нравственном воспитании. Мы также должны быть готовы действовать в соответствии с принципом добродетели. Если я могу понимать доброжелательность, но пока не склонен действовать в соответствии с ней, я не являюсь доброжелательным.

Наконец, нам нужна добродетель практической мудрости. Это умение понимать, какие добродетели применимы к конкретной ситуации и как действовать таким образом, чтобы проявить их. Практическая мудрость — это черта нравственной мудрости. Без нее я могу действовать из чувства доброжелательности, но если мои действия могут причинить вред тем, кому я намереваюсь помочь, то тогда я не буду по-настоящему доброжелательным. Следовательно, практическая мудрость является необходимым компонентом или предпосылкой всех добродетелей.

Таким образом, добродетельный человек — это тот, кто узнал и полностью усвоил все добродетели. Они стали ключевой частью того, кто он есть, так что его действия всегда мотивированы ими. И у него есть практическая мудрость, необходимая для того, чтобы его мотивы и действия соответствовали друг другу.

Быть по-настоящему добродетельным означает, что мы не пытаемся вести себя нравственно, потому что, если нам приходится пытаться — если наши побуждения говорят нам делать что-то еще — значит, мы не усвоили должным образом добродетели. Вместо этого мы стремимся быть добродетельными людьми, и когда мы таковыми являемся, одним из результатов будет нравственно правильное действие. Здесь мы снова видим важную связь между этикой добродетели и либертарианством. Добродетель — это черта характера, а не приказ. Это то, чего мы должны достичь сами (хотя, конечно, с помощью других), а не то, что может быть навязано нам государством. Государство может предоставить некие рамки, позволяющие нам достичь добродетели, но оно не может (и поэтому не должно пытаться) сделать нас добродетельными.

Конечно, совершение нравственно правильных действий — не причина, по которой человек культивирует добродетель. Скорее, человек воспитывает добродетель, потому что быть добродетельным — это как раз то, что означает достижение эвдемонии. Добродетельная жизнь — это хорошая жизнь.

Имея всё это в виду, мы можем, наконец, ответить на вопрос о моральном поступке. Сталкиваясь с моральной дилеммой, поступать хорошо — значит делать то, что добродетельный человек обычно делал бы в подобной ситуации. Полностью добродетельный человек обладает всеми добродетелями, а также практической мудростью, позволяющей действовать хорошо. Мы говорим «действовать хорошо» вместо «действовать правильно», потому что этика добродетели признает, что не все дилеммы имеют правильный ответ. Два добродетельных человека при одних и тех же обстоятельствах могли совершать разные поступки, но оба действовали в соответствии с добродетелями.

Обратите внимание, что эта формулировка — не рецепт нравственного поведения, а скорее средство оценки нравственности поступка. Столкнувшись с моральной дилеммой, мы не должны спрашивать: «Что сделал бы в этой ситуации добродетельный человек?». Скорее, мы должны действовать в соответствии с тем, что говорит нам наша собственная добродетель. Таким образом, человек, лишенный добродетели, не сможет вести себя добродетельно, хотя он всё же может случайно наткнуться на правильный нравственный поступок.

В каком-то смысле это означает, что этика добродетели не является таким же очевидным путём к правильным моральным действиям, как её альтернативы. Нельзя просто применить правило и получить результат. Скорее, этика добродетели говорит: «Давайте начнем с того, что дадим людям возможность развить в себе доброту, честность, благоразумие, заботу и так далее. Тогда мы можем доверять этим добродетельным людям действовать хорошо». На самом деле, хорошим действием будет просто любой выбор, который сделают эти добродетельные люди.

Можно утверждать, что большая часть мудрости консеквенциализма и деонтологии может найти место в этических рамках добродетели. Добродетельный человек будет заботиться о последствиях своих действий и будет действовать таким образом, чтобы уважать автономию других. Мы не можем достичь эвдемонии, активно и последовательно причиняя вред, и мы не можем достичь ее, рассматривая наших ближних как средство, а не как цель [2].

И всё это имеет серьезные последствия для государства, к этой теме я обращусь в следующем посте.

Государство через призму добродетели

Этика добродетели— это подход к моральной философии, который исходит из хорошей жизни и хорошего характера, а не из правильных действий. Учитывая власть государства над средой, в которой мы живём, и правилами, по которым мы живём, этика добродетели может многое сказать о политике.

Начнём с рассмотрения терминов. Этика добродетели говорит о том, как быть хорошими людьми и как вести хорошую жизнь. Жизнь хороша, когда она выполняет свою цель, свой «телос» (telos). Телос человеческой жизни — эвдемония, или процветание.

Чтобы реализовать наш телос, нам нужны три вещи. Во-первых, нам нужны добродетели характера. Во-вторых, нам нужна практическая мудрость, чтобы поступать хорошо, руководствуясь этими добродетелями. В-третьих, нам нужно достаточно благ (ресурсов, здоровья, образования и т. д.), чтобы иметь возможность и способность развивать добродетели характера и практическую мудрость.

Так как же нам применить все это — телос, добродетели характера, практическую мудрость и блага— к государству?

Без общества, конечно, нет государства. Если бы мы все жили отшельниками, нам не нужно было бы государство, да и не нужно было бы оно нам, если бы наши единственные контакты друг с другом происходили в крошечных группах. Государство становится необходимым — согласно этому аргументу — когда достаточное количество из нас взаимодействует регулярно, что нам нужна (или была бы полезна) та или иная форма навязанного порядка. (Тот порядок, который мы хотим установить, может, конечно, ограничиваться справедливой защитой наших прав.)

Другими словами, если мы хотим государство, мы хотим его, потому что думаем, что оно сделает общество лучше. Таким образом, телос государства — это хорошо функционирующее общество, которое повышает нашу способность к достижению эвдемонии. Это общество, в котором каждый из нас имеет больше шансов на хорошую жизнь.

Телос государства можно рассматривать в двух смыслах. Во-первых, если мы вообще создаём государство, мы создаём его для выполнения какой-то цели — точно так же, как и любой другой инструмент. Телос ножа — резать. Телос молотка — забивать гвозди. Телос государства — это то, ради чего мы его создали: хорошо функционирующее общество.

Однако «государство» не существует как вещь в себе. Напротив, это собрание людей, уполномоченных вести себя определенным образом и обладающих определенной властью над остальными из нас. Итак, второй способ подумать о телосе государства — посмотреть на этих людей. Врач — человек, и его телос такой же, как и у людей в целом: достижение эвдемонии. Но «врач» — это еще и профессия со своей собственной целью: укрепление здоровья. Таким образом, телос врача, когда он или она действует в качестве врача, — это здоровье. Профессия врача приносит свой собственный набор ситуационных достоинств, которые не обязательно применимы за пределами врачебной деятельности.

Агенты государства, таким образом, имеют телос своей профессии, который будет тесно связан, если не идентичен, с телосом государства как инструмента. Эти добродетели определяют, что значит быть хорошим политиком, хорошим бюрократом, хорошим государственным служащим и так далее.

Именно это второе значение телоса государства связано с потенциальной проблемой, вызванной методологическим индивидуализмом — утверждением о том, что социальные явления есть не что иное, как совокупность действий индивидов, и эту позицию обычно принимают либертарианцы. Таким образом, заявление о том, что у государства есть достоинства, цель или потребности, казалось бы, противоречит методологическому индивидуализму. Но если вместо этого мы говорим о телосе тех агентов, которые облечены властью государства, то мы говорим только об отдельных лицах и тем самым избегаем нарушения.

Тем не менее, я думаю, что, вероятно, проще и понятнее говорить о достоинствах и целях государства, подразумевая, что на самом деле мы имеем в виду достоинства и цели этих отдельных агентов.

Итак, теперь у нашего государства-как-сущности-этики-добродетели есть телос. Оно существует для того, чтобы обеспечить нормальное функционирование общества. Чтобы выполнить эту цель, ему нужно действовать в соответствии с добродетелями, делать это с практической мудростью и иметь блага, необходимые для того и другого.

«Добродетели» государства будут теми чертами, которые имеют решающее значение для нормально функционирующего общества. Справедливость очевидна. Государство, которое не руководствуется справедливостью и не стремится создать справедливость в мире, не будет хорошим государством. Но справедливость здесь не единственная добродетель. Хорошее государство будет и честным. Оно будет уважать своих граждан. И так далее.

Но даже если «государство» имеет добродетельный характер (т. е. все люди, принимающие решения о том, что оно будет делать, имеют правильный характер), ему также потребуется практическая мудрость, чтобы предпринять правильные действия (т. е. действия, которые на самом деле соответствуют добродетелями). Как я расскажу далее, понимание практической мудрости применительно к действиям государства — это один из способов подойти к проблеме знаний Хайека. Даже если у государства есть надлежащие мотивы, ему не хватает знаний — а значит, и мудрости — для реализации своих целей. Какими бы добродетельными ни были специалисты по экономическому планированию, им не хватает информации для адекватного планирования экономики. Социалистическое государство никогда не сможет обладать практической мудростью.

Наконец, государству нужны любые блага, необходимые для того, чтобы действовать в соответствии с применимыми к нему добродетелями и с целью достижения своего телоса. Например, если одной из обязанностей, присущих государству, является обеспечение полиции и судов, то ему потребуется какой-то способ заплатить за них. В противном случае оно не достигнет (этой части) своего телоса.

Всё это оставляет много вопросов. Что означает высказывание, что общество улучшает свои шансы на эвдемонию? Какие добродетели должны мотивировать государство? Как далеко должно зайти государство в обеспечении процветания своих граждан? Сколько благ оно должно предоставить нам и каких? Как государство действует на основе практической мудрости и чем практическая мудрость для государства отличается от мудрости для его граждан? А взгляд на государство с точки зрения этики добродетели поддерживает либертарианство?

Я рассмотрю их в следующем посте.

Почему правительство так часто злобно и глупо

«Каждый порядочный человек стыдится правительства, при котором он живет», — сказал Г. Л. Менкен. Он был прав, конечно. Хорошие люди не делают того, что делает правительство. Хорошие люди не ведут себя так, как ведут себя правительства. На самом деле, если мы хотим быть хорошими людьми, мы должны резко ограничить государство. Мы должны быть либертарианцами.

Моя цель здесь не в том, чтобы предложить формальный аргумент в пользу либертарианства. Скорее, я хочу показать, как своего рода моральное мышление, которое дал нам древнегреческий философ Аристотель — сегодня называемое этикой добродетели, — освещает «либертарианский подход» скептицизма, недоверия к власти и тяги к свободе выбора в отношении того, как мы живем. Это также даёт нам возможность более четко объяснить причины, по которым наше правительство функционирует так плохо.

Этика добродетели особенно хорошо подходит для этой задачи, потому что, как мне кажется, этика добродетели — это то, что большинство из нас уже подразумевает под моралью. Когда мы сталкиваемся с моральными проблемами в своей жизни, мы не спрашиваем: «Какие деонтические правила применимы к этой ситуации?». Мы также не спрашиваем себя: «Какая полезность будет получена от каждого выбора?». Вместо этого мы говорим: «Что было бы честно сделать?». Или: «Как я могу быть хорошим, добрым или милосердным?». Мы чаще думаем о добродетелях, чем о правилах или полезности. И мы находим мотивацию не в явных соображениях о правильном или максимальном, а в желании быть хорошими людьми.

Таким образом, моё либертарианство — это отношение к государственной власти, но это отношение основано на идее, что та жизнь, которую я должен вести — то, каким человеком я должен быть, — означает, что я должен отвергать государство во всём, кроме его самой минимальной формы.

Есть что-то морально неприятное как в осуществлении государственной власти, так и в желании, чтобы государство осуществляло власть, в желании использовать государственную монополию на насилие, чтобы добиться своего. Если мы антропоморфизируем государство, рассматривая его как моральныого агента, и спрашиваем в этических терминах, является ли оно «хорошим», единственный разумный ответ — нет. Потому что «быть хорошим» означает две вещи. Во-первых, агент должен обладать достоинствами и быть мотивирован ими. Во-вторых, агент должен быть достаточно мудр, чтобы действовать хорошо.

Слишком многое из того, что делает государство, не проходит этот тест. Вместо добродетели государство часто проявляет свою противоположность, порок. Вместо мудрости государство действует глупо.

Это не должно нас удивлять. Мощь государства делает его привлекательным для недобродетельных. Если вам нравится применять силу, то для вас нет лучшего места для этого, чем правительство. Если вы хотите изменить правила в свою пользу, вам нужно обратиться к государству. Если у вас есть желание править, то лучшее место для этого очевидно. И дело не только в том, что государство привлекает уже недобродетельных (т.е. порочных). Бразды правления развращают и добродетельных, обращая их к пороку. Таков был урок знаменитого изречения лорда Актона.

Мы наблюдаем это каждый день. В войне с психотропными веществами нет ничего добродетельного, поскольку она уничтожает жизни бесчисленного количества американцев без какой-либо выгоды. Эта война представляет собой один из видов порочных действий правительства, когда вред настолько огромен, а польза настолько мала, что любой, кто продолжает поддерживать эту политику, должен просто не заботиться об ущербе, который она наносит. Откровенно говоря, у борцов с психотропными веществами низкие моральные качества.

Другие политические меры еще хуже не только по вреду, который они причиняют, но и по своей мотивации. Это меры, сторонники которых не просто не заботятся о вреде, который они наносят, но на самом деле рассматривают вред как составляющее цели политики. Вспомните законы Джима Кроу или рабство.

В то время как большинство порочных политических мер не имеют ошеломляющих человеческих жертв, как в случае рабства или войны с психотропными веществами, они все же представляют собой отступление от добродетели. Учреждение медальонов для такси (лицензия, которая позволяла заниматься платным извозом), чтобы расплатиться с группами, поддержавшими вашу кампанию, демонстрирует коррупцию. Так же как и запрет на использование фудтраков (фургонов для продажи еды) в попытке поддержать рестораны. И так далее на бесчисленных страницах правил, бесчисленных законопроектов, бесчисленных распоряжений и тайных сделок. Плохие моральные качества находят благодатную почву в чертогах власти.

Так было всегда. В конце концов, порочность — это то, с чего началось государство. Мы можем рассуждать об общественном договоре, о людях, решивших выйти из естественного состояния, создав цивилизующую силу правительства. Но не так всё произошло в реальной жизни. Вместо этого, реальные государства имели своё начало в насилии. Мародёры осели и провозгласили себя королями.

Тем не менее, в то время как современное государство имеет свою долю порока, большинство избирателей, политиков и бюрократов на самом деле заботятся о том, чтобы помогать, делать добро. Они обладают добродетелью, как и большинство людей. Но даже если мы сможем сохранить свою добродетель, действуя в сфере политики, структура принятия государственных решений подразумевает, что нам придется столкнуться с огромными трудностями в выстраивании нашей мудрости для принятия правильных решений.

Сократ был озадачен тем, что Дельфийский оракул назвал его самым мудрым среди греков. Ведь он утверждал, что ничего не знает. Но Оракул был прав. Глупый человек демонстрирует то, что Уилл Дюрант назвал «готовым всеведением несведущих». Ф. А. Хайек назвал это «пагубной самонадеянностью». Ошибочно думать, что у нас есть знания, чтобы изменить общество к лучшему, направить экономику, насильственно упорядочить жизнь людей. И что у нас есть знания не только для того, чтобы делать эти вещи, но и для того, чтобы делать их хорошо.

Тем не менее природа политики — как для избирателей, так и для государственных деятелей — поощряет именно такое мышление. Слишком многие стремятся реализовать свои достоинства через государство. Таким образом, в то время как государство изначально выросло из жестокости — преступники, желающие большей власти, — оно продолжает расти благодаря глупости — хорошие люди делают плохую работу, пытаясь творить добро.

Хайек показал нам, что специалистам по планированию всегда будет не хватать знаний для хорошего планирования. Например, специалисты по экономическому планированию не могут агрегировать обширные знания, рассеянные по всему обществу, чтобы использовать их для принятия правильных решений. Но, отказавшись от государства и обратившись к свободе, мы можем позволить рынку и ценам помочь нам сделать мудрый выбор.

Но это еще не всё. Рациональное невежество означает, что у избирателей нет стимула хорошо голосовать. Экономика общественного выбора учит нас, что законодатели часто руководствуются соображениями, не связанными с добрыми делами. И расстояние, которое все эти решения отделяет от последствий этих решений, предполагает, что плохая политика продолжается слишком долго и становится ещё хуже по мере того, как её берут на себя группы с интересами, не связанными с первоначальными целями политики.

Мудрый человек признаёт эти пределы. Он скажет: «Я хочу делать добро. Я хочу помогать людям. Но шансы на то, что я помогу через принудительные действия государства, намного меньше, чем шансы на то, что я помогу другими, добровольными способами». Он также признает, что неразумно давать государству слишком много власти, потому что есть риск передачи контроля над такой ужасающей силой в руки злодеев.

Стремясь быть по-настоящему хорошими людьми (то есть людьми с хорошими моральными качествами, добродетельными и мудрыми), мы должны развивать либертарианское отношение. Скептицизм находит свой источник в том, что человек не слишком мудр, если он считает, что может управлять жизнью других людей лучше, чем они сами. Отвращение к власти растет от наблюдения за империализмом политиков и назойливого вмешательства бюрократов. И глубокая забота о других, как о достойных уважения существах, приводит нас к отказу от призывов подменить их суждения мнением большинства или элиты.

Добродетельный агент государства будет обладать благожелательностью и, таким образом, не станет использовать свою власть, чтобы причинить вред другим ради личной выгоды, использовать мощь государства для воровства в интересах своих друзей, сбрасывать бомбы на невинных или запирать людей в клетках за безобидные действия. Добродетельный агент государства будет обладать честностью и, таким образом, применять ко всем одни и те же стандарты, относиться ко всем одинаково и не играть в любимчиков с законом.

Мудрый агент государства позаботится о том, чтобы мотивирующие его добродетели действительно отражались в результатах проводимой им политики. Он будет осознавать доказательства и будет чувствителен к результатам. Он откажется от программ, которые не работают, в пользу тех, которые работают. Он оставить в стороне государственные меры, когда частные силы смогут добиться большего. Мудрый агент приложит усилия, чтобы увидеть невидимое.

Почти всё, что делает государство, либо порочно, либо глупо, поэтому государство так часто предстает дубиной, которую держат в руках клоуны. Так что у нас есть веские основания скептически относиться к его притязаниям на добродетель и мудрость, а также к его мольбам о большей власти. Либертарианская позиция находит твёрдую опору.

Примечания

1. Если вы хотите исследовать детально, то статьи по этике добродетели в Stanford Encyclopedia of Philosophy и Internet Encyclopedia of Philosophy — идеальные места для начала.
2. Подробнее о том, что отличает этику добродетели от консеквенциализма и деонтологии, а также какие преимущества она может иметь над обоими, смотрите в Why Virtue Ethics is Better Than Consequentialism and Deontology в Philosophus Autodidactus.