Уникальный Генри Джордж: идеи и влияние
Автор: Дэвид Д’Амато
Оригинальный текст: The Singular Henry George: Insights and Influence
Перевод: телеграм-канал Libertarian Social Justice (@lsj_ru)
Неудивительно, что Генри Джордж, рожденный в семье книгоиздателя и школьной учительницы, жил любознательной и литературной жизнью, посвятив себя письменному слову и работая наборщиком и журналистом. Однако Джордж не был замкнутым литератором. Как писал о Джордже профессор Джерри К. Фрай в «Американском журнале экономики и социологии»: «К 1855 году он отплыл в Австралию и обратно, отмечая в морском журнале свои переживания от бедности и лишений». Такой насыщенный и мучительный опыт жизни в открытом море оказал неизгладимое влияние на молодого Джорджа, его газетные статьи были наполнены «морскими метафорами и образами».
Вера Джорджа, унаследованная от отца-епископала, по-видимому, также повлияла на его мышление, на его работу, изобилующую догадками о намерениях «Творца вселенной». Ключевым моментом для его общей атаки на социализм как на систему, противоречащую свободе личности, было его убеждение о том, что социализм носит фундаментально атеистический характер. Джордж утверждал, что без предположения о дарованных Богом индивидуальных правах социализм не может развиваться на научной основе, впадая в «ученую немецкую способность изучать детали без какого-либо ведущего принципа». По мере того, как его система политической экономии зарождалась в его сознании, а его многообещающая карьера журналиста продвигалась вперед, молодой Джордж использовал свои редакционные успехи в нескольких выступлениях, заработав репутацию «одного из лучших политических ораторов на [западном] побережье». Эта связь между словом в том виде, в каком оно было произнесено, и тем, как оно написано, оставалась в центре внимания Джорджа на протяжении всей его жизни. Он отточил оба навыка, чтобы стать одновременно одним из мастеров распространения популярных идей XIX века и одной из его величайших интеллектуальных фигур. Как писал Альберт Джей Нок о ловкости и точности языка Джорджа: «Джордж никогда не писал предложение, которое требовало бы второго прочтения, чтобы объяснить не только то, что оно означает, но и единственное, что оно может означать, или должно было означать».
Убежденный сторонник свободной торговли и узкоспециализированного, ограниченного правительства, Джордж был подлинным и принципиальным либертарианцем, активно выступавшим против государственного вмешательства в экономику, такого как, например, субсидирование железных дорог. Тем не менее, учитывая сегодняшний политический жаргон, ключевая мысль Джорджа может показаться парадоксальной. В той мере, в какой большинство американцев сейчас ошибочно связывают поддержку свободного предпринимательства и ограниченного правительства с защитой крупного бизнеса, экономический популизм Джорджа, его поддержка рабочего класса и враждебность по отношению к могущественным монополиям могут показаться не сочетающимися с его по сути либертарианской философией.
Однако во времена Джорджа симбиотическая взаимозависимость, связывающая государственную и коммерческую власть, понималась гораздо яснее. Джордж не питал иллюзий, столь распространенных сегодня, что государство будет или даже способно действовать как ограничитель власти коммерческих монополий. Он считал государство вором и источником воровства, опасным средоточием агрессивной силы, непригодным для решения каких-либо задач, кроме самых узких. Джордж даже признал «упразднение правительства» идеалом, к которому общество должно приблизиться, противопоставив ему социализм как «более лишенный какого-либо центрального и руководящего принципа, чем любая известная мне философия». Таким образом, выступая в оппозиции как к капитализму, так и к управляемому государством социализму, радикальная система политических и экономических реформ Генри Джорджа выбивается из четкой категоризации в рамках сегодняшней идеологической и дефиниционной таксономии. Джордж радикально защищал человека и его права, призывая к отмене частной собственности на землю, выстраивая государственную систему, с помощью которой он утверждал, что «объединяет истину, воспринимаемую школой Смита и Рикардо, с истиной, воспринимаемой школой Прудона и Ласалля». В своем шедевре «Прогресс и бедность» Джордж взялся «показать, что laissez faire (в его полном истинном значении) открывает путь к осуществлению благородных мечтаний социализма». Таким образом, мы можем рассматривать джорджизм как уникальное сочетание социализма с минархизмом — его система предлагает минархистское государство, финансируемое только одним налогом (на землю), и в остальном предоставляющее человеку полную свободу экспериментировать и торговать.
Джордж разделял идею о том, что истинное laissez faire позволит достичь целей социализма, с современными ему анархистами-индивидуалистами, такими как Бенджамин Такер. Однако при всем их сходстве Джордж вызывал особую ярость у Такера, который критиковал Джорджа как принадлежащего «к тому классу, который выступает во имя свободы, но не знает значения этого слова». Такер дошел до того, что назвал Джорджа «одним из самых опасных людей среди всех тех, кто сейчас выдает себя за учителя». Эти двое поссорились на страницах анархистского журнала Такера Liberty, обсуждая такие разные темы, как земельный вопрос и интеллектуальную собственность. Возможно, то, что часто называют «нарциссизмом малых различий», способно объяснить злобу, с которой Такер говорил о Джордже, учитывая очевидное родовое сходство их идей. Твердо сосредоточившись на принципах и последовательности, Такер считал систему Джорджа запутанной и противоречивой, порицая «огромную и сложную сеть правительственной машины», не доведенную до полного анархизма. Было бы упущением не отметить здесь, что внезапная популярность работы и идей Джорджа, вероятно, также задела Такера, для которого либертарианская пропаганда была делом всей жизни. Из-за своей популярности и размаха, работа Джорджа привлекла комментарии и критику нескольких гигантов того времени, других радикалов и создателей систем с их собственными программами реформ.
Карл Маркс предсказуемо отрицал, что работа Джорджа представляет собой настоящий вызов монополистическому капитализму, и рассматривал ее как еще одно выражение «буржуазной политической экономии», просто как «попытку спасти капиталистический режим». Маркс считал, что Прогресс и бедность — это не более чем набор переработанных панацей. В письме 1881 года шотландскому журналисту и рабочему активисту Джону Суинтону Маркс, оценивая книгу, отмечал, что «старшие ученики Рикардо — более радикальные — уже вообразили, что общественное присвоение земельной ренты все исправит».
Несмотря на небрежное отвержение Марксом леворадикального экономического значения идей Джорджа, историк Питер д’Алрой Джонс описывает, как случайная встреча с Джорджем во время его первой речи в Англии превратила Джорджа Бернарда Шоу в социалиста. Джонс также отметил, что Шоу, будучи социалистом, усвоил даже следствия работы Джорджа для свободного рынка, утверждая, что «самые заветные институты и доктрины либеральных экономистов один за другим скончались от их собственного экономического анализа».
Тезис Джонса, утверждающий влияние Джорджа на британский (в отличие от континентального) социализм, вполне оправдан. В конце концов, мысль Джорджа является частью традиции, которую мы могли бы назвать левым свободным рынком или, возможно, левым индивидуализмом — традицией, которая включает в себя ранних британских социалистов, таких как Томас Ходжкин. Подобно Джорджу и Такеру, Ходжкин не обвинял свободные рынки в существующих экономических проблемах — несправедливости или неравенстве; действительно, его социализм и защита труда основывались на аргументе, что отношения и структуры существующего капитализма не имели ничего общего с laissez faire рынками, описанными политическими экономистами. Учитывая остатки идей британского Просвещения и влияние местных социалистов, таких как Ходжкин, популярность Джорджа на острове, вероятно, была само собой разумеющимся.
Философ Мэтт Зволински аккуратно сформулировал фундаментальное возражение Джорджа против частной собственности на землю: «Почему тот факт, что люди владеют своим телом и своим трудом, должен гарантировать им постоянные, передаваемые по наследству права собственности на внешние ресурсы, которые не были созданы их трудом?» (выделено мной). В «Ирландском земельном вопросе» Джордж утверждал, что если каждый человек имеет равное право на жизнь, то он обязательно должен иметь и право на равный доступ к пользованию и благам земли, без которого право на жизнь практически отсутствует. Джордж настаивал, что ни одна политическая или экономическая проблема не может быть решена систематически или научно, если сначала не решить земельный вопрос. «Если рабский труд несправедлив, — утверждал Джордж, — то несправедлива и частная собственность на землю», которая приводит к «порабощению рабочих». Для Джорджа «собственность на землю, на которой и с которой человек должен жить, фактически является собственностью самого человека». Таким образом, «верное средство» Джорджа заключалось в том, чтобы сделать землю общей собственностью, но не путем передачи всей земли в собственность государства, а скорее путем распределения выгод от владения собственностью, а именно потоков арендной платы за землю. Джордж предложил правительству конфисковать эту ренту в форме налога на стоимость земли, который затем можно было бы использовать на благо всего сообщества, перераспределив на коммунальные услуги, дороги, охрану полиции и тому подобное.
Джорджу было совершенно ясно, что налогообложение земли отличается от других форм налогообложения, которым он обычно противодействовал как дестимулирующим и сдерживающим факторам для производительных усилий. Джордж отмечал, что земля «не является продуктом труда», в отличие ее от тех объектов, которые он считал предметами частной собственности. Джордж утверждал, что «реальное и естественное различие проводится между вещами, которые являются продуктом труда, и вещами, которые являются безвозмездными дарами природы». Поэтому никто не мог справедливо требовать права ни на саму землю, ни на незаработанный доход от земли в виде ренты. Соответственно, арендная плата за неулучшенную землю будет возвращена государством, тем самым решив фундаментальную (по мнению Джорджа) проблему частной собственности на землю. Кроме того, налог на стоимость земли, как утверждал Джордж, лишит землевладельцев стимула держать большие участки территории неиспользуемыми, способствуя наиболее активному и продуктивному применению земли.
Другие либертарианские радикалы середины и конца девятнадцатого века, такие как Джошуа Кинг Ингаллс и Бенджамин Такер, также беспокоились о монополизации земли, но отказывались от политических и государственных решений, таких как единый налог, вместо этого защищая, по словам Такера, «анархический взгляд на то, что заселение и использование должны обусловить и ограничить землевладение». Такер сравнил решение Джорджа о едином налоге с кредитно-банковской схемой, в которой государство решит проблемы с процентами и прибылью, просто облагая эти доходы налогом. Более простой и прямой путь, возражал Такер, состоит в том, чтобы отменить привилегии, предоставить каждому человеку прерогативы, которыми тогда обладал только капиталист. Хотя их пути разошлись в своих ответах на земельную проблему, и Джордж, и Такер, по сути, стремились вернуть землю людям, сломить тиски земельной монополии на торговлю и, таким образом, вернуть переговорную власть обездоленным рабочим.
В работе «Покровительство отечественной промышленности или свобода торговли» Джордж, как следует из названия, сравнивает относительные достоинства двух противоположных позиций по обмену товарами между странами, предлагая мощный аргумент в пользу экономической свободы. Являясь откровенным противником монополизма крупного бизнеса, Джордж никогда не совершал ошибки, рассматривая эту экономическую систему, которую он считал существующей в Соединенных Штатах, эквивалентной системе свободной торговли и открытой конкуренции. Он выступал против всех попыток принудительно остановить или воспрепятствовать торговле, считая это политикой, которая противоречит моральному закону и оскорбляет труд. При наличии равных возможностей, то есть подлинно свободного рынка, рабочая сила могла бы вполне конкурировать, не требуя специального закона или защиты.
Даже слово «протекция», утверждал Джордж, принижает труд, намекая на то, что рабочие нуждаются в особой законодательной опеке, тогда как на самом деле больше всего выигрывает от особых привилегий капитал. Джордж также указал на проблему знаний, имманентно присущую протекционистской политике, а именно на невероятное предположение, что законодатель (и вообще кто-либо) может обладать «мельчайшим знанием всей торговли и промышленности», необходимым для разработки закона, который хотя бы примерно соответствовал заявленным целям протекционистов. Еще больше усугубляло иллюзию такой политики убеждение, что она будет осуществляться бескорыстно, без фаворитизма или склонности к «эгоистичным интересам». Таким образом, Джордж предвосхитил и применил теорию общественного выбора, утверждая, что с практической точки зрения протекционистская политика была просто новой возможностью для «защитников эгоистичных интересов… получить максимально возможную протекцию для себя без оглядки на другие интересы или общее благо». Рассматривая свободную торговлю и свободный рынок как ведущие к «улучшению положения масс», вместо того чтобы принять заблуждение, что конкуренция из-за рубежа естественным образом наносит вред отечественному труду, Джордж подает важный пример сегодняшним публичным сторонникам либертарианства. Чтобы развивать движение, которое не просто надеется обратиться к узкой части общества, сегодняшние либертарианцы должны продемонстрировать — как это сделал Джордж, — что свободная рыночная экономика не является синонимом глобального монополизма и низкого уровня жизни трудящихся.
Наследие Генри Джорджа и созданное им движение единого налога продолжали свое влияние и в двадцатом веке. Несколько важных либертарианских и децентралистских деятелей обратили свое внимание на всеобъемлющие и целостные объяснения и ответы, которые предлагала работа Джорджа. На страницах «The Single Taxer» эссеист-либертарианец Фрэнк Ходоров рассказывает о своем знакомстве с идеей Генри Джорджа, формирующем и вдохновляющем опыте, который привел его к работе в Партии единого налога в Нью-Йорке, агитации и «раздаче брошюр на уличных перекрестках». Ходоров стал директором Школы социальных наук Генри Джорджа, которая существует и по сей день, школы без вступительных испытаний, в которой обучают тех, кто интересуется идеями Джорджа.
Несмотря на явное влияние Джорджа на свою жизнь и политическую философию, Ходоров тем не менее называет проект Джорджа «ответом человека, ослепленного собственной панацеей». Для Ходорова система политической экономии Джорджа зависит от «непоколебимой веры в сущностную доброту человека», предполагая, что при более здоровой, более процветающей и производительной экономике «политические органы будут выпрашивать милостыню». Ходоров сомневался как в том, что политически амбициозные люди так легко откажутся от погони за властью, так и в том, что энергичные состоятельные люди станут гораздо лучшими государственными деятелями, чем другие. Даже инициативы в области государственной политики со стороны действительно мудрых и внимательных к «общественному благу» людей наверняка ограничат свободу других «стремиться к счастью по-своему». Для Ходорова даже единый налог на землю был слишком большим налогом, представленным в конечном счете как возможность для политиков злоупотреблять своей властью и наносить ущерб свободе. Первопроходец-децентралист Ральф Борсоди тоже вступил в Партию единого налога в молодости, увлеченный идеями, которые одновременно бросали вызов как устоявшемуся капитализму, так и иерархическому марксизму и социализму старых левых. Вероятно, внимание экономиста Борсоди привлекла полнота программы Джорджа, поэтому он стал редактором «The Single Taxer» и часто читал лекции в школе Генри Джорджа.
Интересно отметить, что, несмотря на популярность «Прогресса и бедности» и политического движения, выросшего вокруг него, к середине двадцатого века энтузиасты Джорджа, такие как Ходоров и Альберт Джей Нок, уже сокрушались по поводу упадка джорджизма. В своем обширном эссе о Генри Джордже, опубликованном в 1939 году, Нок описал Джорджа как «преимущественно забытого человека англо-американской цивилизации», задаваясь вопросом: «Почему Генри Джорджа так мало знают и понимают в его собственной стране?». Возможно, идеи Джорджа были слишком уникальным продуктом своего времени, социального, экономического и политического момента, в рамках которого он жил и писал. Индивидуалистический анархизм Такера и группы, вращающейся вокруг Liberty, увядал аналогичным образом до своего возрождения (по крайней мере, в политическом аспекте) в анархо-капитализме Мюррея Ротбарда. Поскольку «либертарианский популизм» все чаще признается серьезным и значительным явлением американской политической жизни, возможно, пришло время для возрождения Генри Джорджа. Упорный акцент Джорджа на опасностях монополии, особенно в земельной сфере, представляет собой полезный контрапункт поверхностной критике либертарианства со стороны современных левых, которые склонны рассматривать эту идею как апологию тесно связанных корпоративных интересов, а не как разнообразную и всеобъемлющую философию. Даже когда мы предлагаем критические оценки его идей, принимая одни и отбрасывая другие, либертарианцы должны относиться к Джорджу как к важной части нашего наследия, исследуя возможности применения его работ к сегодняшним проблемам.
