Права собственности, принуждение и государство всеобщего благосостояния
Либертарианский подход к базовому доходу для всех
Автор: Мэтт Зволински
Перевод статьи “Property Rights, Coercion, and the Welfare State” by Matt Zwolinski
Подписывайтесь на наш телеграм канал “Libertarian Social Justice”
Большинство читателей этого журнала, вероятно, согласятся, что система социального обеспечения США — это катастрофа. Только лишь федеральное правительство ежегодно тратит более 600 миллиардов долларов на более чем 120 различных программ борьбы с бедностью. Добавьте еще 284 миллиарда долларов на социальные расходы на уровне штатов и на местном уровне, и у вас будет почти 1 триллион долларов государственных расходов на социальное обеспечение — более 20 000 долларов на каждого бедного человека в Америке (Tanner 2012).
Много денег и много бюрократии. Все это может быть оправдано, если государство всеобщего благосостояния будет эффективно выполнять то, что от него требуется — помогать бедным выйти из нужды. Но это не так. Такие программы, как Программа льготной покупки продуктов (SNAP) и жилищные ваучеры из раздела 8 Закона о жилье (Section 8), превращают денежные средства налогоплательщиков в менее полезные ваучеры, тем самым не позволяя получателям покупать те товары и услуги, которые наилучшим образом соответствуют их потребностям [1]. Благие намерения приводят к чрезвычайно высоким налоговым ставкам и так называемым “обрывам благосостояния” (welfare cliff, ловушка бедности), таким образом создавая непреодолимое препятствие для бедных, чтобы сделать то единственное, что, скорее всего, поможет им раз и навсегда оставить бедность — получить работу. В результате, несмотря на огромные расходы со стороны государства всеобщего благосостояния, проблема бедности в Америке остается серьезной.
Но предположим, что мы могли бы перестроить систему — сделать ее менее громоздкой, более эффективной в борьбе с бедностью и, возможно, даже менее дорогостоящей. Будет ли этого достаточно, чтобы сделать систему социальной поддержки приемлемой?
Некоторые мыслители, увлеченные идеалами индивидуальной ответственности и ограниченного правительства, считают, что любое государство всеобщего благосостояния будет неприемлемым, независимо от того, насколько эффективным оно будет. В конце концов, даже хорошо организованная государственная программа благосостояния все равно будет принудительной. Она принудительна потому, что все такие программы предполагают применение силы, чтобы обложить налогом денежные средства одних людей и передать их другим. Многие либертарианцы и классические либералы считают противодействие инициированию подобной агрессии определяющей аксиомой своих убеждений (см., например, Ротбард 1973, глава 2).
В другой статье я доказывал (Zwolinski 2014), что безусловный основной доход (БОД) будет менее дорогой, менее бюрократической, менее подверженной политическому оппортунизму, менее патерналистской и агрессивной системой, чем наше нынешнее государство всеобщего благосостояния. Эти соображения составляют то, что я назвал «прагматическим либертарианским аргументом в пользу базового дохода». Даже если полная отмена государства всеобщего благосостояния является либертарианским идеалом, я утверждал, что либертарианцы имеют веские основания считать БОД лучшей альтернативой того, что мы имеем прямо сейчас, и рассматривать замену государства всеобщего благосостояния на БОД как потенциальный взаимовыгодный компромисс с политическими прогрессивистами и умеренными.
Однако в этом эссе я хочу отстоять более амбициозную идею. Хотя я все еще считаю, что либертарианцы должны рассматривать БОД как надежный политический компромисс, я не думаю, что они должны рассматривать его только лишь как компромисс. Вместо этого они должны видеть в БОД неотъемлемую часть идеально справедливой либертарианской системы. Этот вывод, несомненно, поразит многих либертарианцев как неожиданный (и, возможно, неправдоподобный!). Но что еще более удивительно, так это то, что лучший аргумент в пользу этого вывода основывается на той же самой точке зрения, которую большинство либертарианцев используют для сопротивления мерам благосостояния, таким как БОД, — противодействие инициированию агрессии.
Я начинаю с обсуждения взаимосвязи между либертарианской приверженностью свободе и либертарианской приверженностью собственности на внешние ресурсы и утверждаю, что между ними существует значительная напряженность. Затем я перейду к объяснению роли оговорки Локка в преодолении этой напряженности и ее пределах. Удовлетворение оговорки Локка необходимо для того, чтобы сделать систему прав собственности морально оправданной, но мы не можем гарантировать, что эта оговорка будет соблюдаться для всех, просто указав на общее процветание, которое порождают права частной собственности. Это допускает возможность того, что финансируемая государством система социальной защиты может быть необходима для обеспечения выполнения оговорки Локка и, следовательно, для того, чтобы система капиталистических прав собственности была морально оправдана для всех. Как только мы придем к выводу, что для системы социальной защиты существуют моральные основания, прагматические соображения укажут на то, что существуют веские причины для того, чтобы система выплат приняла форму БОД, а не более ограниченную форму (когда выплаты даются только тем, кто в них нуждается).
Мои доводы в этой статье ограничены не только акцентом на философских соображениях с относительным пренебрежением экономическими, социологическими и политическими деталями, но и обсуждением только части соответствующих философских вопросов (и то не во всеобъемлющем виде). В последнем разделе рассматриваются некоторые ограничения моих доводов.
Собственность и Свобода
Быть либертарианцем — значит относиться к правам собственности всерьез. В то же время, как мы уже отмечали, многие либертарианцы рассматривают противодействие инициированию агрессии как один из наиболее важных определяющих элементов своего мировоззрения.
Либертарианцы обычно считают эти утверждения взаимодополняющими — на самом деле, неразделимыми. По крайней мере, права собственности представляют собой незаменимое средство защиты отдельных лиц от применения силы со стороны других лиц. На более фундаментальном философском уровне, понимание инициирования силы невозможно без какой-либо предварительной теории того, кто на что имеет право, то есть без теории прав собственности [2].
Эта связь достаточно ясна в случае, возможно, самого фундаментального вида права собственности в либертарианской теории— права собственности, которое каждый человек имеет на свою собственную личность (право самопринадлежности). В той степени, в которой признается естественное право каждого человека на владение собой, человек имеет право на исключительный контроль над своим собственным телом. Частью того, что влечет за собой это право, является право запрещать другим людям использовать тело человека без его согласия — в качестве боксерской груши, в качестве инструмента для сексуального удовлетворения или в качестве раба. В случае, когда человек сам владеет собой, уважение к собственности и приверженность индивидуальной свободе, кажется, идут рука об руку.
Но то, что ясно в отношении прав собственности на личность, гораздо менее ясно в отношении прав собственности на внешние ресурсы, такие как земля. Если я возведу забор вокруг участка земли, который ранее был открыт для всех, объявлю его своей собственностью и сообщу всем, что я буду применять насилие в отношении любого, кто идет по нему без моего согласия, это, безусловно, будет выглядеть как инициация агрессии (или, по крайней мере, угроза силы) против других. Я ограничиваю их свободу передвижения, которую они когда-то имели. Я делаю это, угрожая им физическим насилием, если они не будут считаться с моими требованиями. И я делаю это не в ответ на какие-либо провокации с их стороны, а просто для того, чтобы я мог эффективнее использовать ресурс без их вмешательства.
Почему это допустимо для меня? Или допустимо ли это вообще? Оказывается, на этот вопрос удивительно сложно ответить. Исторически в либертарианской традиции наиболее значимый ответ был дан Джоном Локком, который писал, что наше право на приобретение прав собственности на землю и другие внешние ресурсы основано на нашей собственности на себя и на свой труд. «Хотя земли и все низшие существа принадлежат сообща всем людям, — заявил он, — все же каждый человек обладает некоторой собственностью, заключающейся в его собственной личности, на которую никто, кроме него самого, не имеет никаких прав. Мы можем сказать, что труд его тела и работа его рук по самому строгому счету принадлежат ему. Что бы тогда человек ни извлекал из того состояния, в котором природа этот предмет создала и сохранила, он сочетает его со своим трудом и присоединяет к нему нечто принадлежащее лично ему и тем самым делает его своей собственностью» (1952, с. 28). Таким образом, согласно Локку, мы приобретаем права собственности на внешние ресурсы, смешивая то, что нам принадлежит (наш труд), с тем, что нам не принадлежит (ресурс).
Но это загадочный аргумент. С либертарианской точки зрения проблема собственности заключается не в отношении между владельцем собственности и принадлежащей ему вещью. Проблема в отношениях между владельцем собственности и другими людьми. Требовать права собственности — значит требовать применения физической силы для предотвращения использования ресурса другими людьми без вашего согласия. И не совсем понятно, почему того факта, что вы пошли и смешали свой труд с каким-то участком земли, должно быть достаточно, чтобы дать вам это право.
Идея о том, что теория Локка не оправдывает ограничение свободы с помощью права собственности, была красноречиво высказана в середине XIX века великим либертарианцем Гербертом Спенсером. Для Спенсера фундаментальный моральный принцип либертарианства заключался в том, что каждый человек должен иметь максимально возможную свободу, совместимую с равной свободой для других. По его мнению, проблема с правами частной собственности на внешние ресурсы заключается в том, что такие права противоречат этому «закону равной свободы»:
Если одна часть земной поверхности может по праву стать достоянием отдельного человека и может удерживаться им для его единоличного использования и пользы как вещь, на которую он имеет исключительное право, тогда другие части земной поверхности могут удерживаться так же; и в конечном итоге может удерживаться вся земная поверхность; и наша планета может, таким образом, полностью перейти в частные руки. Теперь обратите внимание на дилемму, к которой это приводит. Из того, что весь обитаемый земной шар является замкнутым и землевладельцы имеют действительное право на его поверхность, все, кто не является землевладельцами, вообще не имеют на его поверхность никакого права. Следовательно, они могут существовать на земле только страдая. Все они нарушители. За исключением разрешения властителей земли, они не могут иметь места для подошв своих ног. Более того, если другие сочтут целесообразным лишить их места отдыха, эти безземельные люди могут быть справедливо изгнаны с Земли в целом. ([1851] 1995, 103–4) [4]
Вызов Спенсера значителен. Если либертарианцы привержены защите индивидуальной свободы и если права собственности на землю ограничивают свободу, то могут ли либертарианцы поддерживать такие права собственности?
Оговорка Локка
Ключ к ответу на вызов Спенсера заключается в признании того, что Локк никогда не утверждал, что смешивание труда с ресурсом было достаточным условием для предоставления права собственности на него. Это может быть необходимым условием, но для того, чтобы установить действующее право собственности, нужно сделать нечто большее, чем просто смешать свой труд с землей. Нужно также удовлетворить так называемую оговорку Локка.
Оговорка гласит, что для того, чтобы изъять предмет из общего природного запаса и сделать его своей индивидуальной собственностью, необходимо обеспечить, чтобы осталось «достаточное количество и того же самого качества для общего пользования других» (Locke 1952, с. 27). Цель оговорки — обеспечить, чтобы все люди могли использовать природные ресурсы Земли для поддержания своей жизни. Если бы один человек требовал права на все водоснабжение в данном районе, он имел бы власть над жизнью и смертью над всеми остальными. Чтобы получить воду, необходимую им для жизни, им нужно было бы получить его разрешение и выполнить его условия. Если, однако, кто-то присваивает только часть воды, оставляя достаточно и того же качества для других, то его собственность «не наносит ущерба какому-либо другому человеку», и поэтому ни у кого нет никаких оснований для законных претензий (Locke 1952, с. 33).
Я поднимаю вопрос об оговорке Локка не для того, чтобы просто апеллировать к философскому авторитету Локка, а потому, что идея Локка, похоже, отражает важную моральную истину. Природные ресурсы должны использоваться в некотором смысле на благо всех людей, а не только некоторых привилегированных. Для некоторых справедливо иметь больше, чем есть у других, потому что они работали усерднее или даже потому, что им просто повезло больше. Но для одних будет несправедливо преуспевать, в то время как другие голодают, если первые не позволяют последним получить доступ к природным ресурсам, для создания которых первые не приложили никаких усилий.
Как бы ни была важна и интуитивно понятна оговорка Локка, многие утверждают, что трудно (если не невозможно) ее удовлетворить (см., например, Thompson 2005, 330). Ресурсы скудны, и поэтому каждый акт присвоения обязательно оставляет меньше для других. Те, кто первыми находит путь к невостребованным ресурсам, получают приз, а опоздавшим приходится выпрашивать остатки. Или так может показаться.
На самом деле все обстоит с точностью до наоборот. Реальность, как отметил Дэвид Шмитц, заключается в том, что в «соревновании» между опоздавшими и первыми прибывшими в большем выигрыше остаются опоздавшие:
Первоначальное присвоение уменьшает запас того, что может быть первоначально присвоено, по крайней мере, в случае земли, но это не то же самое, что уменьшение запаса того, чем можно владеть. Напротив, взяв под контроль ресурсы и тем самым исключив эти конкретные ресурсы из запаса товаров, которые могут быть приобретены путем первоначального присвоения, люди, как правило, производят значительное увеличение запаса товаров, которые могут быть приобретены в результате торговли. Урок заключается в том, что присвоение, как правило, не являются игрой с нулевой суммой, а игрой с положительной суммой. Как подчеркнул сам Локк, это создает возможность взаимной выгоды в огромных масштабах. Это создает возможности общества как совместного предприятия. (2012)
Земля, находящаяся в общем пользовании, подвержена истощению и недоразвитости. Процессы, которые позволяют отдельным лицам изымать землю из общего достояния в частную собственность, позволяют обществу избегать трагедии общего пространства (трагедии общин). И позволяя людям пожинать плоды того, что они сеют, частная собственность создает стимулы для частных лиц инвестировать средства в улучшение своей земли и ее эффективное использование. Ранние прибывшие, возможно, получили всю хорошую землю. Но у нас есть продуктовые магазины, водопровод, айфоны и значительно увеличенная продолжительность жизни. И мы получили это именно благодаря производству и торговле, которые прибывшие первыми запустили в действие, забирая землю из общего достояния.
Частная собственность позволяет нам жить мирной, продуктивной и процветающей жизнью. Если этот факт не делает какую-либо форму частной собственности морально оправданной, трудно понять, что тогда может служить оправданием.
Но даже если этот факт оправдывает какую-то форму частной собственности, он все же оставляет нас с важными вопросами о точном виде собственности, которая является оправданной. Строгое либертарианское минимальное государство без какого-либо перераспределения (кроме налогообложения на охранные услуги), является одним из видов устройства частной собственности. Но (классическое) либеральный устройство, которое допускает скромные возможности для перераспределения и предоставления общественных благ, имеет свои отличия. (Прогрессивное) либеральное устройство с еще более широкими возможностями для действий государства — это еще один пример. Дает ли аргумент Шмидца какую-либо причину отдавать предпочтение одному из таких устройств по сравнению с другими?
Прежде всего, обратите внимание на тот факт, что значительные масштабы перераспределения на государственном уровне, по-видимому, совместимы с высокими уровнями производства, торговли и экономического роста. Случай Дании показывает интересный пример. Ее государство всеобщего благосостояния является одним из самых щедрых в мире, предоставляя бесплатное медицинское обслуживание, бесплатное образование и субсидируемый уход за детьми для всех своих граждан. И все же Дания неизменно считается одной из самых экономически свободных стран в мире; в рейтингах она значительно выше, чем Соединенные Штаты, по таким параметрам, как соблюдение прав собственности, свобода бизнеса, денежная свобода, свобода торговли и многое другое (см. Фонд наследия 2012). В результате в Дании отмечаются высокие темпы экономического роста, и ее население считается самым счастливым в мире (см. Сеть социального развития Организации Объединенных Наций, 2013 год).
Второй момент, который следует иметь в виду, заключается в том, что оговорка Локка является индивидуалистической, а не обобщенной, с точки зрения его основного морального принципа. Таким образом, это принципиально отличается от утилитарных принципов, которые стремятся оправдать действия или институты с точки зрения их общих затрат и выгод независимо от того, как эти затраты и выгоды распределяются между разными лицами. Смысл этой оговорки заключается в том, чтобы никто не был лишен возможности достигать свое благополучия из-за присвоения другими общих даров природы.
Но если оговорка Локка устанавливает оправданное ограничение, то совокупных данных об экономическом росте и благосостоянии будет недостаточно для его устранения. В конце концов, вполне возможно иметь общество, которое в целом процветает, но в то же время содержит значительные очаги бедности и нищеты. И в той мере, в которой эту бедность и нищету можно отнести, даже отчасти, к отсутствию доступа к природным ресурсам, оговорка Локка не будет соблюдена.
В целом, оговорка Локка гласит, что частное присвоение неиспользованных природных ресурсов может быть оправдано, но только если это присвоение оставляет «достаточное количество и такого же качества» для других. К счастью для поклонников незыблемых прав частной собственности, частное присвоение природных ресурсов обычно оставляет достаточно и так же хорошо для других — не оставляя ресурсы в общем достоянии, а именно изымая их из общего достояния так, чтобы они могли быть использованы эффективно. Но, к сожалению, общее процветание, порождаемое частными присвоениями, оставляет возможность того, что положение некоторых (а возможно, многих) людей будут ухудшаться в результате этих присвоений. Как раз это запрещает оговорка Локка.
Сила и Свобода
Прежде чем перейти к основной идее моего аргумента, я хочу сделать небольшое отступление, чтобы убедиться, что структура этого аргумента полностью ясна. В предыдущем разделе я упомянул возможность возникновения очагов бедности в целом процветающем обществе и предположил, что эта возможность создает проблему для попытки оправдать права собственности на основе Локка.
Однако для Локка проблемой является не бедность как таковая. Теория Локка не дает поводов усомниться в справедливости ситуации, в которой одни люди имеют меньше денег или ресурсов, чем другие. Она даже не дает оснований для сомнений о справедливости ситуации, в которой некоторым людям не хватает денег или ресурсов, чтобы жить минимально достойной жизнью. Я полагаю, она возражает против случаев, когда некоторые люди бедны или находятся в неблагоприятном положении из-за действий других людей; особенно тех случаев, когда люди бедны или иным образом находятся в неблагоприятном положении, поскольку другие лишают их доступа к природным ресурсам Земли.
Рассмотрим пример, который часто любят использовать социалистические критики капитализма: Питер, Лишенный Собственности Пролетарий [5]. У Питера нет денег, нет недвижимости, нет ничего, что можно продать в обмен на деньги, кроме его труда. Поэтому, если Питер хочет есть, он должен найти капиталиста — того, кто претендует на право собственности на средства производства и получить работу. После того как он будет нанят, он должен делать все, что ему скажет капиталист — независимо от того, насколько он своевольный или капризный — чтобы не стать нищим. Таким образом, угроза бедности удерживает его в состоянии рабства, в котором он должен подчиняться кому-то просто ради выживания.
Такая ситуация, вероятно, вызвала бы тревогу у многих, независимо от того, какова ее предыстория. Фридрих Хайек, например, считал, что основной моральный императив свободного общества состоит в том, чтобы свести к минимуму использование принуждения в человеческих отношениях, и что принуждение происходит всякий раз, когда один человек подчиняется произвольной воле другого (Hayek 2011, 58–59). Правительственные чиновники имеют право принуждать граждан, поскольку они могут угрожать этим гражданам законным наказанием, если они не выполняют их требования. И поэтому во многих случаях цель минимизации принуждения будет лучше всего достигнута путем сокращения власти правительства. Но даже если правительство является наиболее распространенным и самым опасным источником принуждения, оно, тем не менее, не является единственным возможным его источником. Работодатели также могут принуждать, особенно когда рыночная конкуренция, которая обычно сдерживает их, ослаблена или отсутствует (Hayek 2011, глава 8) [6].
Однако беспокойство Хайека становится еще сильнее, как только мы признаем, что любая сила принуждения, которой обладают работодатели, становится возможной только благодаря предварительному принуждению, связанному с системой прав капиталистической собственности. Работодатель может только сказать своему работнику «либо так, либо никак», потому что его претензия на право собственности на средства производства подкрепляется принудительной силой закона. В отсутствие такой силы принуждения у работодателя не было бы рычагов для того, чтобы угрожать работнику увольнением, скажем, за отказ удалить политическую наклейку на бампере с его автомобиля, или за написание «неуместных» комментариев на своей странице в Facebook, или даже за пропущенную кружку пива после работы [7].
То, что кто-то беден или иным образом находится в неблагоприятном положении не по своей вине, почти наверняка является чем-то, о чем мы должны сожалеть, и, возможно, это действительно то, что мы должны стремиться исправить в качестве благодеяния. Но, по моему мнению, здесь нет достаточных оснований утверждать, что произошла несправедливость. Человек, который находится в тяжелом положении из-за того, что получил врожденную болезнь, или потому что сделал неправильный выбор или просто потому, что ему не повезло, не имеет прав на справедливость за счет других, чтобы исправить свое положение. На мой взгляд, невыгодное положение является следствием несправедливости, только когда оно вызвано актом неправомерного принуждения. Работника, который не может найти работу или имеет возможность работать только при условии подчинения унизительным требованиям своего работодателя, подвергается несправедливости лишь в том случае, если система имущественных прав, в которых он существует, подвергает его неправомерному принуждению.
Я считаю относительно бесспорным, что все системы прав собственности по своей природе являются принудительными. Это неотъемлемая часть права собственности — принуждение — без такого принуждения право отстранять, лежащее в основе прав собственности, не имеет смысла, и такие права не могут обеспечить такую стабильность и защищенность, которые в первую очередь делают их привлекательными.
Однако, в отличие от марксистов, я не считаю, что принудительный характер прав собственности делает их обязательно несправедливыми. Системы прав собственности могут быть несправедливыми, если они не удовлетворяют условию Локка. Но системы прав собственности, которые удовлетворяют условию, не являются несправедливыми.
От оговорки Локка до социальной защищенности
(в оригинале используется термин safety net — страховочная сетка, которая натягивается под людьми, работающими на высоте, чтобы обезопасить их от падения)
Ранее я утверждал, что фактов, относящихся к общему процветанию, порождаемому системами частной собственности, самих по себе будет недостаточно для выполнения условия Локка. Тот факт, что частная собственность обеспечивает бóльшее благосостояние большинства людей в обществе, не означает, что она делает лучше для всех, а оговорка Локка — это моральный принцип, который ориентирован на отдельных лиц, а не на коллектив.
Так что “не все лодки подняты” (или достаточно подняты) в результате растущей волны процветания. Но это не означает, что мы должны игнорировать факты того, что волна нарастает, и что права собственности являются важной частью процесса. Если права частной собственности не могут сделать всех достаточно обеспеченными, чтобы удовлетворить оговорку Локка, это не означает, что мы должны полностью отказаться от таких прав. Нам просто нужно убедиться, что что-то предпринято для помощи тем, кого выпал из общего потока процветания.
В либертарианской теории эту роль играем финансируемая государством системы социальной защиты (safety net). Обеспечивая всем гражданам доступ к достаточному уровню ресурсов, система соцзащиты гарантирует, что все граждане извлекают выгоду из общего процветания, которое возможно благодаря системе частной собственности. При этом система социальной защиты делает эту систему прав собственности морально оправданной, поскольку она обеспечивает выполнение оговорки Локка для всех, а не только для большинства граждан правового режима.
Вот почему либертарианские аргументы в пользу системы социальной помощи не защищены от первоочередных либертарианских возражений о том, что налоги нарушают права собственности. Правильный ответ на это возражение: поскольку для обеспечения соблюдения условия Локка необходимо наличие системы социальной защиты, финансируемой из налогов, эти налоги являются необходимой предпосылкой легитимности прав собственности. Другие виды налогов — скажем, налоги на поддержку местных артистов или на строительство нового футбольного стадиона — могут быть надлежащим образом расценены как нарушения прав собственности, поскольку услуги, финансируемые этими налогами, являются морально необязательными — они не требуются для оправдания системы права собственности. Налоги, используемые для финансирования системы социальной защиты, являются отдельно стоящими из-за их связи с оговоркой Локка и, следовательно, с основным моральным обоснованием наличия каких-либо прав собственности вообще.
Вид системы социальной защиты, которая оправдывается этим аргументом, отличается по ряду важных факторов от других видов программ социального обеспечения, которые люди иногда одобряют. И эти различия, как мне кажется, должны сделать идею социальной защиты более привлекательной для тех либертарианцев, которые могут скептически относиться к моральному оправданию подобных программ.
Во-первых, вид социальной защиты, который оправдывается этим аргументом, стремится достичь стандарта достаточности, а не равенства. Либертарианцы справедливо скептически относятся к эгалитарным теориям, согласно которым государство должно пытаться уравнять богатство, доходы или даже возможности. Поскольку неравенство результатов или возможностей является следствием беспрепятственного осуществления индивидуальной свободы, такое неравенство не является несправедливым. Но справедливость может потребовать, чтобы у людей было достаточно, даже если для этого не нужно, чтобы у людей было поровну. Оговорка Локка просто требует, чтобы люди имели достаточный доступ к ресурсам. Если некоторые люди затем используют то, что по праву принадлежит им, чтобы приобретать больше или меньше, чем другие, это никоим образом не делает основную систему прав собственности несправедливой.
Во-вторых, и кроме того, система безопасности, которую я защищаю, ориентирована на возможности, а не на результат. Изъятие земли из общего достояния и передача ее в частное владение вызывает моральное беспокойство, поскольку лишает других возможности использовать эту землю в своих целях. Способ избавиться от этого беспокойства — восполнить эту упущенную возможность, предоставив другие равноценные или более ценные возможности. Но ценные возможности могут быть упущены или потеряны из-за неудачи. Даже если мы позаботимся о том, чтобы никому не было хуже в плане возможностей, чем они были до присвоения природных ресурсов, некоторые люди, несомненно, будут страдать (возможно, сильно) из-за сочетания плохих решений и неудач. Конечно, о таких страданиях следует сожалеть, но в приведенном мною аргументе это не несправедливо. Справедливость требует, чтобы людям были предоставлены те возможности, которые им причитаются, но то, что они делают с этими возможностями, зависит от самих людей.
От защищенности к базовому доходу
До сих пор я пытался доказать, что некая финансируемая государством система социальной защиты совместима с либертарианской теорией прав собственности Локка, и даже необходима для нее. Но я еще не привел подробности конкретной формы, которую должна принять такая система соцзащиты. В частности, я до сих пор не дал никаких оснований полагать, что БОД будет эффективнее, чем какая-либо другая, более ограниченная форма соцзащиты— возможно, такая, которая предоставляет помощь в виде ваучеров или услуг, а не наличными; или та, которая предоставляет помощь только лишь тем, кто работает или желает работать.
Действительно, может показаться, что некоторые более ограничительные формы системы защиты — это все, что может быть оправдано приведенным мною аргументом. Этот аргумент, в конце концов, основан на компенсации и, по-видимому, оправдывает трансфертные выплаты только тем, кто каким-то образом пострадал в результате прошлых присвоений природных ресурсов. Не все попадут в эту категорию. Почему же тогда те, кто не пострадал вообще, должны также получать пособие?
На уровне абстрактного морального принципа это возражение обоснованно. Аргумент, который я привел в этой статье, в случае его успеха, обосновывает выплаты некоторым гражданам, но не всем. Как же тогда его можно использовать для поддержки БОД, одной из определяющих характеристик которого является гарантия базового дохода для всех?
На мой взгляд, аргумент о преимуществах БОД перед какой-то более ограниченной формой системы выплат носит в основном прагматический характер. Если бы мы могли гарантировать, что моральные принципы, которые мы поддерживаем, будут в полной мере реализованы политикой государства, тогда морально предпочтительнее была бы более ограниченная форма системы социальной поддержки, которая обеспечивает выплаты некоторым, но не всем.
Однако в реальном мире разумная государственная политика должна быть спроектирована таким образом, чтобы предвидеть и сводить к минимуму риск причинения вреда от людских невежества и жадности. Когда системы выплат приносят пользу некоторым, а не всем остальным, люди неизбежно тратят много времени и ресурсов, пытаясь заставить политиков относить их к категории «некоторые», а не к категории «всех остальных». Как признал Джеймс Бьюкенен (1997), одним из достоинств универсального дохода является то, что он сильно снижает стимул для этой расточительной конкуренции между заинтересованными группами.
Но если теория общественного выбора предоставляет некую причину в пользу БОД, а не более ограниченной системе выплат, другая и гораздо более веская причина может быть найдена в соображениях Хайека о неизбежных ограничениях наших знаний. Чтобы создать систему социальной защиты, которая поддерживает только тех, кто обоснованно претендует на компенсацию, мы должны знать, кто имеет законные претензии на компенсацию, а кто нет. Мы попросту не можем поручить государственным чиновникам знать и выяснять это.
Подумайте: исходя из аргумента, который я привел в этой статье, человек имеет право на компенсацию, если его страдания вызваны тем, что другие не выполнили оговорку Локка в присвоении природных ресурсов, но не если его страдания вызваны его неверными решениями или неудачей. Похоже, что это разумный моральный принцип и надежная основа для разграничения между теми, кого называют «достойными» и «недостойными» бедными.
Но даже если это различие является обоснованным, каким образом люди, которым поручено управлять государством всеобщего благосостояния, должны осуществлять это разделение? Когда человек приходит, чтобы подать заявление на получение пособий, потому что он потерял работу и больше не может позволить себе кормить семью, каким образом чиновник, отвечающий за рассмотрение его дела, должен определить, было ли причиной его несчастья неверные решения, неудачи или несправедливое ограничение его возможностей? Какие именно вопросы он должен задать, чтобы принять такое решение? И какое расследование он должен провести, чтобы убедиться, что данные ответы на самом деле верны?
Дело не просто в том, что на такие вопросы сложно ответить, хотя это действительно так. Дело в том, что они могут быть вообще не имеющими ответа, учитывая нашу внутреннюю неспособность точно и точно знать «конкретные обстоятельства времени и места», которые объясняют, почему человек оказывается нуждающимся в помощи государства [9].
Представители государства могут, конечно, постараться сделать все возможное, используя имеющиеся у них знания. В конце концов, именно это делает большинство из нас, когда мы формируем суждения о людях, которых мы знаем в нашей повседневной жизни. Мы не знаем всего, но мы знаем достаточно, чтобы решить, кто заслуживает доверия, кто безответственен, а кому просто не повезло.
Но есть веские причины не хотеть, чтобы государство выносило подобные суждения, даже если они идеально подходят для частных лиц. Для начала, требование к представителям государства провести подробное расследование интимных обстоятельств жизни людей является дорогостоящим и насильственным. Различение между достойным и недостойным — дело непростое, и требует различных инвазивных, деморализующих и унизительных проверок в интимных подробностях жизни заявителей. «Заполните эту форму, расскажите нам о том человеке, с которым вы живете, пописайте в эту баночку и отправьтесь на выборочные осмотры вашего дома нашими социальными работниками — а иначе…». Некоторые могут рассматривать эту навязчивость лишь как часть затрат, которые должны оплачивать получатели пособий, чтобы получить помощь от государства. Но мне кажется, что, если либертарианцы хотят использовать систему социальной защиты (или, по крайней мере, смириться с ней), у них есть причина принять систему социальной защиты, которая скорее менее, чем более патерналистская и агрессивная и скорее более, чем менее согласуется с либеральными ценностями верховенства закона и способностью людей жить без государственного контроля.
Более того, как только мы предоставим государству право на свое усмотрение решать, кто заслуживает, а кто нет, нет никакой гарантии, что государство будет использовать эту власть так, как мы того хотели. Каждый, кто участвует в государстве всеобщего благосостояния, от законодателя, которому поручено разрабатывать регулирующие правовые нормы, до работника на периферии, которому поручено применять эти правила к конкретным лицам, являются людьми, имеющими свои собственные интересы и свои предубеждения. И чем более субъективны стандарты, работать в соответствии с которыми мы просим этих людей, тем больше мы даем им свободу действий для рационализации решений, которые служат их интересам и предубеждениям.
По этим причинам мне кажется предпочтительным, чтобы система социальной защиты принимала форму БОД, а не какой-то более ограниченной формы выплат. Мы должны гарантировать базовый доход для всех не потому, что каждый заслуживает банковский чек, а потому, что некоторые люди заслуживают его по справедливости, а отделение достойных от недостойных является невозможной и опасной задачей.
Трудные вопросы
Мое эссе было сосредоточено почти целиком исключительно на философском обосновании БОД, с упущением множества экономических и политических вопросов, которые возникнут, если мы решим применить такую программу на практике. Сколько количественно будет составлять БОД? Сможем ли мы это себе позволить? Должны ли абсолютно все получить выплаты? Или некоторые категории лиц — дети, уголовники, иностранные резиденты — будут исключены? Какие конкретно программы соцзащиты заменит БОД и как реально можно осуществить такую замену в рамках существующих политических процессов?
Мое мнение по многим из этих вопросов остается нерешенным, и в любом случае они выходят за рамки скудной сферы моей профессиональной компетенции. В большинстве случаев, тем не менее, я считаю, что подробный план, который изложил Чарльз Мюррей в своей книге 2006 года «В наших руках: план замены государства всеобщего благосостояния», является привлекательным, и я отсылаю к нему читателей для разумных ответов на вопросы такого рода.
Но даже по чисто философским вопросам аргумент, который я привел в этом эссе, оставляет многие вопросы без ответа. Особенно в отношении идеи, которая является центральной в моем аргументе — оговорка Локка. Как я уже говорил, эта оговорка нарушается всякий раз, когда присвоение ранее не принадлежащих ресурсов ухудшает положение некоторых людей. При таком толковании этого условия я следую как своему пониманию того, что сказал сам Локк, так и авторитетному изучению идеи Локка Робертом Нозиком (Nozick 1974, 178–82). Но как именно мы должны понимать «хуже»? Хуже по сравнению с чем? Указание соответствующего базового уровня оказывается невероятно важным, потому что согласно некоторым базовым уровням («как бы вы жили, если бы все имущество оставалось в общем достоянии»), почти все оказались бы в лучшем положении с присвоением, чем без него; тогда как согласно другим базовым уровням («как бы вы жили, если бы присвоили вы сами») почти никто в лучшем положении не оказался бы. К сожалению, не совсем ясно, как можно выбирать между почти бесконечным разнообразием альтернативных базовых уровней (см. Steiner 1977; Bogart 1985; Cohen 1995, глава 3).
Оговорка Локка поднимает и другие сложные вопросы. Например, как только мы определились с базовым уровнем, мы также должны рассчитать метрику. То есть мы должны ответить не только на вопрос “Лучше, чем что?”, но также вопрос “Лучше с точки зрения чего?” С точки зрения свободы? Полезности? Возможностей? И должна ли оговорка Локка применяться к отдельным актам присвоения, как предполагает сам Локк, или, скорее, к системам присвоения, как утверждали некоторые современные Локковские либертарианцы (например, Nozick 1974; Mack 2010)?
Изложение перечня сложных вопросов, на которые я не хотел бы отвечать в этом эссе, является, я полагаю, довольно скучным способом завершить мою аргументацию. Я думаю, что на них можно ответить, и некоторая философская литература, которую я цитировал, кажется, добилась неплохого прогресса в этом.
Однако сейчас я указываю на эти детали только для того, чтобы признать их существование и отложить их в сторону. Они имеют значение. Но моя цель в этом эссе не состояла в том, чтобы сделать всестороннее обоснование для БОД или даже, более скромно, всестороннее философское обоснование для БОД.
Вместо этого моя цель состояла в том, чтобы представить в достаточно широких чертах аргумент, что (1) некоторая форма финансируемой государством системы социальной защиты совместима и даже необходима исходя из либертарианских принципов Локка, и (2) по прагматическим причинам БОД лучше подходит чтобы выполнить эту роль, чем другие, более ограниченные виды программ выплат. Одним из наиболее мощных источников либертарианского сопротивления БОДу является убеждение в том, что любая программа принудительного перераспределения обязательно является нарушением индивидуальных прав собственности и, следовательно, недопустима. Если мой аргумент в этом эссе верен, то это возражение ошибочно. И это, как мне кажется, является философски и практически значимым выводом.
Примечания
1. Особенно обескураживает описание черного рынка газировки в сельских районах Аппалачей см. Williamson 2014.
2. Предположим, что Джордж идет по полю, когда Дэвид выпрыгивает из-за куста, хватает его и осторожно, но сильно удаляет его из области. В этом примере это выглядит так, как будто Давид инициировал силу против Джорджа. Но если поле является собственностью Дэвида, а Джордж нарушает его, то либертарианцы придут к выводу, что сила Давида носит ответный характер и, несмотря на внешнее проявление, на самом деле именно Джордж инициировал силу против Дэвида.
3. Ситуация на самом деле хуже. Идея о смешивании труда Локка — это идея о том, как права собственности могут быть приобретены с моральной точки зрения. Но большинство реально существующих прав собственности на землю происходят из завоеваний и кровопролития, а не из мирного смешивания труда. Таким образом, даже если идея Локка о трудозатратах верна, она не актуальна, по крайней мере, в отношении обоснования фактически существующих прав собственности.
4. Спенсер также приводит версию исторического аргумента о несправедливости, отмечая, что «недобросовестность, мошенничество, прерогатива силы, притязания на высшую хитрость — вот источники, к которым можно отнести [существующие титулы собственности]» ( [1851] 1995, 104–5).
5. Материал, который в значительной степени опирается на такие примеры, см. Коэн 1995.
6. Случай с монопсонией — только самый крайний случай. Периоды острой безработицы могут также дать работодателям возможность диктовать своим работникам условия, которым они должны подчиняться, или же столкнуться с катастрофическими последствиями.
7. Для обсуждения этих и многих других подобных примеров см. Maltby 2009.
8. Этот аргумент схож с обсуждением Джеральдом Гаусом «порядка оправдания» в отношении прав собственности и перераспределения (2011, 509–11).
9. Фраза, конечно, заимствована у Хайека 1945 года.
Литература
Bogart, J. H. 1985. Lockean Provisos and State of Nature Theories. Ethics 95, no. 4: 828–36.
Buchanan, James M. 1997. Can Democracy Promote the General Welfare? Social Philosophy and Policy 14, no. 2: 165–79.
Cohen, Gerald Allan. 1995. Self-Ownership, Freedom, and Equality. New York: Cambridge University Press.
Gaus, Gerald F. 2011. The Order of Public Reason: A Theory of Freedom and Morality in a Diverse and Bounded World. New York: Cambridge University Press.
Hayek, F. A. 1945. The Use of Knowledge in Society. American Economic Review 35, no. 4:519–30.
— — — . 2011. The Constitution of Liberty. Edited by Ronald Hamowy. Chicago: University of Chicago Press.
Heritage Foundation. 2012. Index of Economic Freedom. Washington, D.C.: Heritage Foundation and Wall Street Journal. Available at http://www.heritage.org/index/pdf/2012/book/index_2012.pdf
Locke, John. [1689] 1952. The Second Treatise of Government. New York: MacMillan.
Mack, Eric. 2010. The Natural Right of Property. Social Philosophy and Policy 27, no. 1: 53–78.
Maltby, Lewis. 2009. Can They Do That? Retaking Our Fundamental Rights in the Workplace. New York: Portfolio.
Murray, Charles. A. 2006. In Our Hands: A Plan to Replace the Welfare State. Washington, D.C.: AEI Press.
Nozick, Robert. 1974. Anarchy, State, and Utopia. New York: Basic Books.
Rothbard, Murray N. 1973. For a New Liberty. New York: Collier.
Schmidtz, David. 2012. The Institution of Property. In Environmental Ethics: What Really Matters, What Really Works, edited by David Schmidtz and Elizabeth Willott, 361–72. New York: Oxford University Press.
Spencer, Herbert. [1851] 1995. Social Statics. New York: Robert Schalkenbach Foundation.
Steiner, Hillel. 1977. The Natural Right to the Means of Production. Philosophical Quarterly 27, no. 106: 41–49.
Tanner, Michael D. 2012. The American Welfare State: How We Spend Nearly $1 Trillion a Year Fighting Poverty — and Fail. Cato Policy Analysis. Washington, D.C.: Cato Institute.
Thomson, Judith Jarvis. 2005. The Realm of Rights. Cambridge, Mass.: Harvard University Press.
United Nations Social Development Network. 2013. World Happiness Report 2013. New York: Sustainable Development Solutions Network.
Williamson, Kevin D. 2014. The White Ghetto. National Review Online, January 9. Available at http://www.nationalreview.com/article/367903/white-ghetto-kevin-d-williamson
Zwolinski, Matt. 2014. The Pragmatic Libertarian Case for a Basic Income Guarantee. Cato Unbound. Available at http://www.cato-unbound.org/2014/08/04/matt-zwolinski/pragmatic-libertarian-case-basic-income-guarantee
