Самопринадлежность? Непреложный вывод, а не сомнительная предпосылка

Автор: Джейсон Бреннан
Оригинальная статья: Self-Ownership? An Uncontroversial Conclusion (among Liberals), Not a Controversial Premise

(Следующее немного сумбурно— оно извлечено из комментариев, которые я дал на коллоквиуме год назад. Но в любом случае я бы хотел поделиться.)

Я никогда не привожу аргументы типа принципа самопринадлежности. Тем не менее, если вы спросите меня, являются ли люди собственниками самих себя, я бы сказал: «Конечно». У некоторых левых либералов эта идея вызывает недоумение, но по-моему, они озадачены тем, что имеется в виду под собственностью. Фактически, поразмыслив, мы увидим, что почти все либералы принимают какую-то версию тезиса о владении собой. Они просто имеют разногласия в том, что именно подразумевается под владением собой, и это одна из причин, почему мы не можем использовать концепцию самопринадлежности для урегулирования внутрилиберальных дебатов.

Позвольте мне наметить способ понимания самопринадлежности.

Сначала спросите, что такое право собственности? Права собственности — это совокупность прав. Сила и характер этих прав могут варьироваться от предмета к предмету. Центральным правом в пучке прав собственности является право исключительного применения. (Следуя Нозику, который пишет, что это право на использование чего-то.) Как говорил когда-то Дэвид Шмидц, если права собственности — это совокупность, мы можем представить, что право исключения это ствол, из которого другие права растут как ветви. Права собственности могут также включать в себя право использовать, продавать, сдавать в аренду и уничтожать (при желании).

Мы владеем разными вещами по-разному. Совокупность (пучок) прав, составляющих право собственности, варьируется от принадлежащей вещи к принадлежащей вещи. Сила этих прав также различна. Я могу владеть кошкой и автомобилем, но мое владение кошкой, а это реальное право собственности, не позволяет мне делать то же самое, что и в случае с владением автомобилем. (Я не говорю о том, что это просто отражает текущие правовые нормы. Скорее, я имею в виду моральные права собственности, которые могут отражаться в законах разных государств, а могут и не отражаться.) То, как я владею кошкой, отличается от того, как я владею автомобилем, отличается от того, как я владею гитарой, отличается от того, как я владею земельным участком… и т.д. и т.п. С точки зрения морали, а не только по закону, виды прав на эти разные вещи отличаются. Но я действительно могу владеть каждым из них. Если вы скажете, что моя собственность «более обширна», когда у меня есть полный пакет прав без моральных ограничений на использование, то окей. Но даже более-менее полная собственность все еще остается собственностью. Моя кошка — это моя кошка. Мне не разрешают пытать ее или морить ее голодом, но не потому, что кошка частично принадлежит обществу или кому-либо еще, или потому что я на самом деле не владею ею. Моя машина — это моя машина. Мне не разрешают ездить по улицам, не доказав свою компетентность, но не потому, что машина частично принадлежит обществу или кому-то еще. И т.п.

Теперь давайте представим, что определенные виды моральных аргументов — такие как кантианские деонтологические принципы, или утверждения о том, что требуется для реализации определенных моральных сил, или аргументы о преимуществе «стартовой позиции», или размышления об ответных установках Стросона, или изысканный консеквенциализм Милля или что-то еще — приводит нас к выводу, что люди имеют определенные права на исключительное использование самих себя, а также, возможно, и некоторые другие права на свою личность.

Как только вы увидите, как формируются эти права, вы можете заметить, что права людей на самих себя сильно напоминают тот набор прав, который мы связываем с правами собственности. Тогда мы могли бы назвать людей принадлежащих самим себя. Таким образом, мы не будем злоупотреблять понятием «собственность». Каждый либерал считает, что у каждого из нас есть определенные сильные права на использование, исключительное применение и так далее в отношении нас самих и наших тел. Так что, по сути, все они принимают тезис о самипринадлежности, хотя многие из них не описывают свои убеждения таким образом.

В этой истории концепция самопринадлежности мало что дает для оправдания чего-либо. Это заключение, а не предпосылка или фундамент. Мы являемся собственниками себя, но мы можем быть собственниками себя по-разному (точно так же, как мы можем владеть вещами по-разному). Все либералы в конечном итоге одобряют тезис о самопринадлежности, но они поддерживают различные варианты тезисов о самопринадлежности. Это самопринадлежность по Нозику, по Бреннану, по Ролзу, по Македо и т.д. То, что конкретно входит в наш пучок прав на принадлежность себя, частично зависит от основополагающих моральных аргументов, какими бы они ни были. Концепция самособственности не приведет нас к либертарианству. Скорее, более основательные аргументы могут привести нас к одной из многих либертарианских версий самопринадлежности. А могут и не привести.

Права необходимы нам, чтобы жить вместе в мире, согласии и чувстве взаимного уважения. Но права всегда проблематичны.

Например, если права собственности на внешние ресурсы запрещают даже ступить на чужую собственность, несмотря ни на что, у нас может быть ситуация, в которой А вынужден голодать, потому что В скупил всю землю вокруг него, и А теперь не может добраться до супермаркета. Таким образом, каждое функционирующее общество изобретает правила сервитута.

Подобные случаи создают проблему для всех, кто верит в права, а не только для либертарианцев. Рассмотрим вопросы свободы слова. Содержит ли мое право на свободу слова право протестовать на улице в час пик? А в вашем классе в то время, когда вы учите? А в вашем доме? В доме президента? Включает ли это право напечатать мою статью в вашей газете? Заглушать своими криками выступления тех, кто мне не нравятся? Вопить «пожар» во время спектакля? Рассмотрим вопросы политической свободы. Должен ли я иметь равные шансы влиять на избирательный процесс, как кто-либо другой? Означает ли это предоставить мне равные финансовые ресурсы? Или это значит дать мне больше ресурсов, чтобы я мог противостоять харизме других? Означает ли это дать мне дополнительные голоса? Или это просто право иметь формальное равенство политической власти? Позволяет ли свобода прессы публиковать государственные секреты? Или подробности сексуальной жизни непубличных людей? Почему бы нет?

Я думаю, что на многие из этих вопросов можно ответить. Однако, на мой взгляд, права не являются основополагающими. Скорее, основополагающими являются моральные принципы, и они объясняют, какими конкретными правами мы обладаем и в каком смысле, а так же как на эти вышеперечисленные вопросы нужно отвечать.

Это совместимо с утверждением, что содержание наших прав в значительной степени условно. Может существовать общее ядро ​​прав, которое должны уважать все справедливые общества. Одна только философия может сказать нам, что это за ядро ​​и почему. Остальное нам предстоит выяснить самостоятельно — какие конкретные способы формализации прав (помимо ядерной части) помогают нам жить вместе в мире и процветании? Каким образом люди могут с уважением жить вместе — то есть так, чтобы они воспринимали себя с уважением и уважительно относились к другим?