Три типа достаточностного либертарианства
Автор: Фабиан Вендт
Оригинал: Three Types of Sufficientarian Libertarianism
Перевод: Константин Морозов
Суффициентарное (достаточностное) либертарианство [sufficientarian libertarianism] — это теория справедливости, которая сочетает в себе акцент либертарианства на правах собственности и невмешательстве с заботой о бедных и нуждающихся, характерной для суффициентаризма [sufficientarianism]. С точки зрения достаточностного либертарианства, люди имеют строгое право вести свою жизнь так, как они считают нужным, при условии, что у каждого есть достаточно средств для самостоятельной жизни. Это основная идея. Я надеюсь, что многие люди увидят её первоначальную привлекательность.
Я скажу немного больше о мотивации развития достаточностного либертарианства в разделе 1. Тем не менее, есть разные способы сочетать либертарианство и суффициентаризм и, следовательно, различные типы достаточностного либертарианства. В этой статье я представлю и рассмотрю три типа. И я утверждаю, что последний преодолевает проблемы двух других. Первый объединяет либертарианство с принципом достаточности в том, что иногда называют «этикой распределения» (раздел 2). Второй включает скромные права на благосостояние в либертарианскую теорию справедливости (раздел 3). Третий поддерживает локковскую оговорку достаточности для практики частной собственности в рамках либертарианской теории справедливости (раздел 4). Я буду утверждать, что третий тип превосходит другие (разделы 5–6) и что сам по себе он не вызывает непреодолимых возражений (раздел 7).
1. Идея достаточностного либертарианства
Либертарианство не следует рассматривать как теорию справедливости. Его суть можно увидеть в (радикальной) защите свободных рынков. В таком понимании либертарианство будет совместимо со многими различными теориями справедливости. Тем не менее, в этой статье либертарианство рассматривается как отдельная теория справедливости. Отличительной особенностью либертарианства является то, что оно рассматривает права собственности как центральное понятие теории справедливости (и проводит тесную связь между правами собственности и свободой). Это не означает, что либертарианская теория справедливости должна отвергать все проблемы справедливости, помимо вопросов собственности. Теория справедливости должна считаться «либертарианской», если она придаёт значительный вес правам собственности, даже если она сочетает теорию прав собственности с некоторыми дополнительными принципами справедливости. Я не буду допускать или предполагать, что не существует никаких соображений справедливости, помимо прав собственности.
Во-первых, либертарианская теория справедливости поддерживает принцип самопринадлежности. С точки зрения либертарианства, каждый человек имеет строгие права собственности на своё тело и разум. Самопринадлежность понимается как «естественное право». Естественное право следует понимать просто как неконвенциональное и неприобретённое моральное право, которым обладают все существа с определёнными свойствами. Не все моральные права являются естественными. Некоторые моральные права приобретаются постольку, поскольку кто-то должен что-то делать для того, чтобы генерировать эти моральные права, например, дать обещание или подписать контракт. Другие моральные права не существуют до тех пор, пока они не будут официально (и, возможно, юридически) установлены. Права человека — в отличие от естественных — могут подпадать под этот класс конвенциональных моральных прав.
Во-вторых, либертарианская теория справедливости допускает приобретение прав собственности на внешние ресурсы. Есть два способа сделать это. Эрик Мак говорит о «практической концепции» и «концепции неотъемлемых свойств» частной собственности (2010, pp. 54–55) [1]. Парадигмальная концепция неотъемлемых свойств частной собственности основывает права собственности на внешние ресурсы на смешении с ними труда (Locke 1689, Second Treatise, §§27–30). В таком случае смешение труда рассматривается как неотъемлемое свойство действия, наделяющего трудящегося правами собственности. В терминах Хофельда (см. Hohfeld 1913), люди, таким образом, понимаются как обладающие моральным полномочием приобретать права собственности на внешние ресурсы, смешивая с ними свой труд [2]. С этой точки зрения, самопринадлежность является единственным естественным правом, в то время как смешение труда распространяет право самопринадлежности на внешние ресурсы. Право собственности на внешние ресурсы основано на самопринадлежности.
В противоположность этому, согласно практической концепции, люди имеют второе естественное право помимо самопринадлежности. У них есть естественное право на участие в практике частной собственности. Это естественное право подразумевает хофельдианское моральное право требования не быть исключённым из оправданной конвенциональной практики частной собственности и хофельдианское моральное полномочие на присвоение объектов в соответствии с конвенциями оправданной практики частной собственности. Смешивание труда — лишь одна из таких конвенций; есть много других способов позволить людям приобретать частную собственность. Конечно, практика должна подходить для своей цели: не все виды действий могут достоверно служить признаками первоначального присвоения. В практической концепции частной собственности моральную работу по оправданию претензий на конкретную собственность выполняют не конкретные присваивающие действия, а естественное право на участие в практике частной собственности.
Почему следует поддерживать либертарианскую теорию справедливости? Один из мощных (типов) аргументов в пользу либертарианства как теории справедливости основан на идее стремления к осуществлению проектов [project pursuit]. Люди — целеустремлённые существа и способны реализовывать все виды проектов. Проще говоря, все проекты требуют использования тела и разума, а людей следует воспринимать как собственников самих себя. Но почти все такие проекты также требуют внешних ресурсов, так или иначе, и они требуют возможности рассчитывать на собственные ресурсы. Следовательно, людям как проектирующим существам также нужна возможность приобретать частную собственность на внешние ресурсы. Конечно, не имеет значения, могут ли они приобрести частную собственность из естественного состояния. Хорошо, когда они могут покупать, арендовать или сдавать в аренду ресурсы.
Обоснование стремления к реализации проекта ясно говорит в пользу практической концепции частной собственности, а не концепции неотъемлемых свойств, просто потому, что естественное право на практику частной собственности более гибкое и позволяет использовать больше способов для развития практики частной собственности. Либертарианская теория справедливости должна сочетать самопринадлежность со вторым естественным правом — правом практиковать частную собственность. Теперь, если кто-то принимает логическое обоснование стремления к проекту в пользу либертарианской теории справедливости, то он также должен учитывать, что у каждого действительно есть достаточно ресурсов, чтобы жить в качестве исполнителя собственного проекта. Без достаточных ресурсов человек просто не может прожить жизнь в подобной роли.
Поэтому либертарианская теория справедливости должна каким-то образом пытаться учесть соображения суффициентаризма, то есть принципа достаточности. Этот аргумент, очевидно, является очень грубым наброском, но он пригоден для наших целей. Моя цель в этой статье не состоит в том, чтобы защищать стремление к развитию достаточностного либертарианства. Это просто служит отправной точкой для мотивации идеи развития достаточностного либертарианства, то есть теории справедливости, которая каким-то образом сочетает в себе принцип самопринадлежности и естественное право на практику частной собственностью с суффициентарными идеями. Сейчас я рассмотрю три различных способа сделать это.
2. Дуалистическое либертарианство и принцип достаточности в этике распределения
В этом разделе я представляю первый тип достаточностного либертарианства, который сочетает либертарианскую теорию справедливости с принципом достаточности в том, что иногда называют «этикой распределения». За неимением лучшего термина я буду называть это дуалистическим либертарианством [dualist libertarianism]. Этика распределения предназначена для случаев, когда ни одна из сторон не имеет каких-либо предшествующих прав (включая права собственности) на распределение (Parfit 1997, p. 203; Benbaji 2005, p. 310). Речь идёт о справедливом «разделе пирога», который просто предполагается как данный нам по умолчанию.
Суффициентаристы в этике распределения могут также захотеть применить свой принцип достаточности к случаям, когда действуют материальные права [entitlements], но для простоты эти права обычно оставляются в стороне. Напротив, либертарианская теория справедливости точно оправдывает такие права в форме прав собственности. Таким образом, она ничего не говорит о справедливости в «разделе пирога», который просто предполагается как данный нам по умолчанию. Либертарианцы могут подчеркнуть, что таких случаев не так много — или, по крайней мере, не должно быть много (Nozick 1974, pp. 149–150, 159–160).
Прежде чем я объясню, как должно работать дуалистическое либертарианство, я должен сказать немного больше о суффициентаризме в этике распределения. Говоря в общем, суффициентаризм отстаивает порог достаточности и утверждает, что каждый должен жить выше этого порога — и эта ситуация является моральным желанием, имеющим высокий приоритет. Это, конечно, очень неточная формулировка. Предполагается, что она будет включать в себя множество более точных интерпретаций суффициентаризма. Более точные интерпретации варьируются по крайней мере по трём переменным.
Во-первых, суффициентаристами были предложены различные критерии достаточности: удовлетворённость деньгами (Frankfurt 1987, p. 152), удовлетворённость своим благосостоянием или качеством своей жизни (Huseby 2010, p. 181), удовлетворённость ресурсами (Freiman 2012, pp. 31–33), склонность беспристрастного зрителя проявлять сострадание (Crisp 2003, pp. 755–763), свобода от значительного давления против достижения успеха в основных аспектах человеческой жизни (Axelsen and Nielsen 2015, pp. 418), эффективный доступ к уровням функционирования, достаточным для того, чтобы быть равным в обществе (Anderson 1999, pp. 318), достаточные способности для истинно человеческого функционирования (Nussbaum 2006, pp. 71, 74–75), достаточная автономия (Shields 2016, pp. 53), удовлетворение потребностей (Benbaji 2005, pp. 324–326) или удовлетворение потребностей для существования (Huseby 2010, p. 180).
Во-вторых, суффициентаристы не согласны с тем, как справедливо распределять вещи между людьми ниже порога: следует ли считать всех людей ниже порога равными, следует ли отдавать приоритет тем, кто находится значительно ниже порога, в сравнении с другими (Crisp 2003, p. 758), или мы должны предполагать множественность пороговых значений (Huseby 2010, pp. 180–181; Benbaji 2005, pp. 320–321; 2006, pp. 338–342)?
В-третьих, суффициентаристы расходятся во мнениях относительно того, что говорить о распределении среди лиц выше порога. Гарри Франкфурт выражает суффициентарное убеждение следующим образом: «Если бы у всех было достаточно, не имело бы моральных последствий, если бы у одних было больше, чем у других» (1987, pp. 134–135). Некоторые, тем не менее, поддерживают приоритарные [prioritarian] или эгалитарные принципы для тех, кто выше порога (Brown 2005; Nussbaum 2006, pp. 71, 75; Casal 2007, pp. 318–323; Shields 2012, pp. 105–111; 2016, ch. 2). Такие позиции можно было бы отнести к гибридным.
Как либертарианская теория справедливости может сочетаться с принципом достаточности в этике распределения? Идея проста. Либертарианская теория справедливости предоставляет людям естественное право самопринадлежности и естественное право на практику частной собственности. Затем эта теория сочетается с принципом достаточности, согласно которому каждый должен жить выше определённого порога достаточности — и эта ситуация является моральной целью, имеющей высокий приоритет. Следовательно, этот принцип достаточности воспринимается как отдельный принцип справедливости, стоящий на собственных ногах. Это не внутренняя часть либертарианской теории справедливости, и в этом смысле этот принцип независим.
Результатом является теория справедливости с двумя составляющими (отсюда и «дуалистическая»): либертарианская теория (вместе с правами собственности, которые она оправдывает) и независимый принцип достаточности. Оба должны быть взвешены друг против друга. Если либертарианский компонент имеет значительный вес, общую теорию всё же можно было бы назвать «либертарианской». (Таким образом, для того, чтобы быть дуалистическим либертарианцем, недостаточно одобрить этику распределения и признать моральную значимость прав собственности. Чтобы считаться дуалистическим либертарианцем, нужно также увидеть принципиальную основу для прав собственности и придать им значительный вес.)
Я не знаю никого, кто бы действительно защищал дуалистическое либертарианство [3], но на первый взгляд это определённо может показаться жизнеспособным и привлекательным вариантом. Позже я рассмотрю проблемы дуалистического либертарианства. А пока я просто хочу представить три типа достаточностного либертарианства.
3. Либертарианство прав на благосостояние
Второй тип достаточностного либертарианства допускает скромные права на благосостояние. Это можно назвать либертарианством прав на благосостояние. Лорен Ломаски — видный сторонник такой точки зрения [4]. Ломаски предлагает тщательно продуманное обоснование реализации проекта либертарианских прав и скромных прав на благосостояние. Его главный аргумент — контрактный, хотя и не чисто гоббсианский. Ломаски представляет себе естественное состояние исполнителей проектов, которые очень заботятся о собственных проектах, но также чутко относятся к заботам других, имеют некоторую склонность к альтруистическому поведению и способны признать безличную ценность. Он пытается показать, что из такого естественного состояния взаимно признанное моральное пространство естественным образом возникнет в форме «базовых прав» (1987, pp. 69–83) — понятие, которое Ломаски предпочитает «естественным правам» (1987, p. 101). Этот процесс можно понять как процесс, движимый «невидимой рукой»; никакого преднамеренного дизайна не требуется. Тем не менее, Ломаски допускает, что «невидимая рука» вполне может привести к неравным базовым правам, когда одни группы получают меньше прав, чем другие. Но он настаивает на том, что существует моральное обоснование равных прав для всех участников проекта (1987, pp. 77–78) [5].
В чем заключаются базовые права людей? С точки зрения контрактариста Ломаски, одно довольно абстрактное и общее правило состоит в том, что базовые права должны быть достаточно скромными, чтобы позволить нам включить в наше моральное сообщество даже тех людей, которые, вероятно, отступили бы, если бы базовые права имели больший объём (1987, pp. 82–83). Более конкретно, он утверждает, что права на благосостояние (то есть позитивные права на получение некоторого блага), говоря в общем, очень дорогостоящие, а права на свободу (то есть негативные права на невмешательство) — нет (1987, pp. 94–95).
Более того, уникальность свободы и невмешательства заключается в том, что они «должны предоставляться другими» (1987, p. 97; см. pp. 97–100; 2000, pp. 108–111). Никто не может обеспечить свободу и невмешательство самостоятельно. Это объясняет примат свободы и невмешательства, по словам Ломаски. Затем в правах собственности указывается, что именно считается вмешательством. Ломаски утверждает, что участники проекта придут к утверждению права самопринадлежности (или, как он его называет, «базового права на физическую неприкосновенность»), а также базового права на частную собственность, в основном аналогичного вышеуказанному естественному праву на практику частной собственности (1987, pp. 113–114, 120–121). Конвенциональная практика должна формировать более точные контуры прав частной собственности на внешние ресурсы. Соответственно, Ломаски проводит различие между абстрактными базовыми правами и более конкретными моральными и юридическими правами (1987, pp. 101–105).
Тем не менее, хотя существует примат прав на свободу, Ломаски утверждает, что некоторые скромные права на благосостояние также могут быть оправданны. Я процитирую его подробно:
То, что каждому из нас нужно ото всех остальных, — это в первую очередь невмешательство, но для тех, кому не повезло, этого может быть недостаточно. […] Нет никаких гарантий, что свобода повсеместно гарантирует всем людям необходимые условия для жизни в качестве исполнителей проекта. Для человека, находящегося на грани крайней нужды, соблюдение порядка взаимного невмешательства может быть чрезвычайно дорогостоящим. […] Если режим прав должен быть устойчивым, он не может требовать от людей большего, чем они могут разумно ожидать. […] Таким образом, взаимность диктует, что люди, оказавшиеся на опасной грани крайней нужды, могут быть обязаны уважать свободы других только в том случае, если им одновременно обеспечивается достаточность материальных благ. В таком понимании права на благосостояние не противоречат программе классического либерализма. Вместо этого они делают это оправданным для людей в бедственном положении [at the margin]. (1995, pp. 47; см. 1987, pp. 96–97, 125–129; 1995, pp. 47–49; 2000, pp. 112–113)
Права на благосостояние не должны заменять право на практику частной собственности. Они являются дополнением к набору естественных или базовых прав, наряду с правом самопринадлежности и правом на практику частной собственности. Опять же, позже я буду обсуждать проблемы либертарианства, основанного на правах на благосостояние. На данный момент я просто представляю его как один из трёх типов умеренного либертарианства.
4. Умеренное либертарианство и оговорка достаточности
Третий способ интегрировать суффициентарные заботы в либертарианскую теорию справедливости — это поддержать «оговорку достаточности» для практики частной собственности. Известная оговорка Джона Локка «достаточное количество и того же самого качества» о приобретении собственности («оговорка Локка») давно стала одним из центральных постулатов либертарианской теории. «Левое либертарианство» и «правое либертарианство» часто различают в зависимости от их позиции в отношении оговорки Локка.
В то время, как левые либертарианцы поддерживают некоторую эгалитарную версию этого положения, правые либертарианцы либо полностью отвергают оговорку Локка, либо принимают очень слабую её версию (прежде всего Роберта Нозика). Либертарианская теория, которая включает в себя оговорку достаточности, охватывает золотую середину между левым и правым либертарианством, понимаемую таким образом: оговорка достаточности сильнее, чем всё, что приняли бы правые либертарианцы, но она слабее, чем эгалитарная оговорка (которую утверждают левые либертарианцы). По этой причине я бы назвал эту позицию умеренным либертарианством [moderate libertarianism]. Немного ниже я объясняю, почему оговорка достаточности умеренного либертарианства превосходит условия, отстаиваемые как правыми, так и левыми либертарианцами (Wendt 2017).
Оговорка достаточности может рассматриваться как неотъемлемая часть естественного права на практику частной собственности. Естественное право на практику частной собственности, напомним, включает моральное полномочие приобретать права собственности на внешние ресурсы в соответствии с конвенциями об оправданной практике частной собственности, а также моральное право требования не быть исключённым из такой практики. Оговорка достаточности определяет, что такое «оправданная» практика частной собственности, то есть практика, которая удовлетворяет условию достаточности.
Практика частной собственности, отвечающая условию достаточности, разработана таким образом, чтобы гарантировать, что у каждого будет достаточно ресурсов, чтобы жить в качестве исполнителя проекта. Необязательно быть уверенным, что у каждого есть достаточно ресурсов для успеха в конкретных проектах, которыми он или она действительно занимается; эти проекты могут быть очень дорогими или рискованными, и справедливость не может требовать, чтобы каждый добивался успеха в своих проектах.
Оговорка достаточности требует только того, чтобы у каждого было достаточно ресурсов, чтобы он был в состоянии жить как исполнитель проекта. Для этого необходимо, чтобы у каждого были ресурсы, которые позволяют ему или ей заниматься значимыми проектами, помимо борьбы за выживание. Это определённо означает, что должны быть удовлетворены базовые человеческие потребности, то есть потребности, разделяемые между всеми другими людьми. Совершенно очевидно, что это потребности в пище, одежде, жилье и так далее. Некоторым людям, например, инвалидам или больным, может потребоваться больше ресурсов, чем другим, для удовлетворения своих базовых человеческих потребностей. Но удовлетворения базовых человеческих потребностей, вероятно, недостаточно для того, чтобы жить в качестве исполнителя проекта. Также нужны некоторые знания, определённые черты характера и — по крайней мере, в нашем обществе — минимальная финансовая безопасность. То, что необходимо для того, чтобы жить в качестве исполнителя проекта, будет частично зависеть от типа общества, в котором живёт человек. Образовательные потребности будут варьироваться от времени к времени и, например, от места к месту.
Лица, которые извлекают выгоду из практики, которая не удовлетворяет оговорке достаточности, должны выплачивать компенсацию тем, кто пострадал от этой практики и живёт ниже порога достаточности. Тем не менее, суть оговорки достаточности не в том, чтобы доказать обязанность компенсации. Она заключается в том, чтобы дать строгие основания для реформирования неоправданной практики частной собственности.
Либертарианство как теория справедливости ничего не говорит об институтах, наиболее подходящих для выполнения этой оговорки. Кажется естественным думать, что эта оговорка говорит о некоторых институтах государства всеобщего благосостояния, возможно, в форме безусловного базового дохода. Но оговорка достаточности необязательно должна оправдывать институты государства всеобщего благосостояния. Возможно, лучше полагаться на частные благотворительные организации. Я здесь остаюсь безразличным к вопросу о том, какие институты лучше всего реализуют оговорку достаточности.
Оговорка достаточности применяется к практике частной собственности в целом, а не к конкретным актам присвоения. Она определяет, что такое оправданная практика частной собственности. Таким образом, оговорку достаточности можно рассматривать как своего рода либертарианскую «фоновую справедливость», перенимая идею Джона Ролза (1993, p. 283). Это отличается от того, как обычно понимается оговорка Локка [6].
Однако есть одно важное уточнение для оговорки достаточности. Она не требует безусловного доведения всех до уровня, превышающего порог достаточности. К сожалению, бывают моменты и места, когда и где экономика слишком слаба, чтобы можно было довести всех до уровня, превышающего порог достаточности. Оговорка может только предписывать, что практика частной собственности должна быть разработана таким образом, чтобы каждый имел достаточно ресурсов, чтобы жить в качестве исполнителя проекта, если это возможно. Но это всё ещё радикально.
Также бывают моменты и места, когда и где можно было бы перевести всех выше порога достаточности, но только по очень высокой цене. Поднятие всех выше порога в первую очередь не может требовать подрыва самого принципа практики частной собственности. Практика частной собственности должна оставлять каждому щедрое пространство для реализации проектов, и это устанавливает пределы того, что может потребоваться при удовлетворении оговорки достаточности.
Таким образом, оговорка может предписывать только то, что практика частной собственности должна быть разработана таким образом, чтобы гарантировать, что каждый имеет достаточно ресурсов, чтобы жить как исполнитель проекта, если это возможно, не подрывая смысла практики частной собственности в первую очередь. Смысл практики частной собственности подрывается, когда применение санкций в отношении частной собственности приводит к серьёзным нарушениям прав собственности людей, либо значительно ограничивает контроль людей над своей собственностью во внешних ресурсах, либо ограничивает свободу людей осуществлять проекты (включая предпринимательские проекты) в значительной степени. По общему признанию, это оставляет довольно много места для разногласий по поводу того, когда именно подрывается смысл практики частной собственности, но я думаю, что это неизбежно. Требовать более точных рамок — значит требовать слишком многого от политической философии. Когда условие не может быть выполнено, не подрывая смысл практики частной собственности, то это условие всё ещё применяется как будущее стремление и как цель, которую практика должна хотя бы попытаться приблизить.
Каспер Оссенблок возражает против моей «условной» формулировки оговорки достаточности. Он спрашивает: «Зачем нам нужна […] особая защита целенаправленных способностей тех агентов, которые значительно превышают пороговое значение?» Если принять логическое обоснование реализации проекта, «что имеет первостепенное значение — это поднять всех выше порогового уровня» (2017 , p. 200). Мой ему ответ: условность оговорки достаточности не вводится как «особая защита» для людей выше порога за счёт людей ниже порога. Она вводится для того, чтобы сделать первоочерёдной практику частной собственности, которая позволяет, по крайней мере, некоторым лицам жить как исполнители проекта. (Это не означает, что нет моральных обязанностей помогать людям ниже порога).
Есть две причины, по которым оговорка достаточности является условной. Во-первых, обоснование стремления к реализации проекта для достаточностного либертарианства, похоже, напрямую поддерживает условность, поскольку практика частной собственности при условной оговорке достаточности позволяет по крайней мере некоторым людям жить в качестве исполнителей проекта, в то время как практика частной собственности с безусловной оговоркой достаточности — нет. Во-вторых, практика частной собственности носит динамичный характер, а практика частной собственности, которая позволяет хотя бы некоторым людям жить в качестве исполнителей проекта, в конечном счёте поднимет больше лодок и позволит большему количеству людей жить в качестве исполнителей проекта.
Джон Симмонс предложил интерпретацию оговорки Джона Локка «достаточное количество и того же самого качества», которую можно было бы считать «умеренной» в том смысле, который используется здесь (1992, pp. 292–298; см. также Waldron 1988, p. 281). По его словам, эта оговорка требует оставить «справедливую долю» для других, что означает оставить «возможность жить в состоянии независимости, в котором каждый волен совершенствовать себя, управлять своим существованием и пользоваться благами, которые Бог предусмотрел для всех» (1992, pp. 293). В зависимости от того, как подробно изложены «справедливая доля» и «возможность заработать», эта оговорка может быть очень похожа на мою оговорку достаточности. Одно различие состоит в том, что оговорка Симмонса, по-видимому, применима к индивидуальным актам приобретения (и, таким образом, лучше соответствует концепциям частной собственности, основанным на неотъемлемых свойствах); другое состоит в том, что она относится к теологическим предпосылкам Локка, которых не касается оговорка достаточности.
5. Почему умеренное либертарианство лучше дуалистического либертарианства?
Все три формы достаточностного либертарианства признают как самопринадлежность, так и право на практику частной собственности. Затем они по-своему привносят суффициентарные заботы, а именно через принцип достаточности в этике распределения, скромные права на благосостояние или локковскую оговорку достаточности. Теперь я буду утверждать, что умеренное либертарианство превосходит другие типы достаточностного либертарианства, потому что оно избегает их проблем. Я начинаю с некоторых опасений по поводу дуалистического либертарианства и утверждаю, что к умеренному либертарианству они неприменимы (этот раздел). Затем я делаю то же самое с либертарианством прав на благосостояние и умеренным либертарианством; опять же, умеренное либертарианство оказывается лучше (следующий раздел). В заключительном разделе я утверждаю, что либертарианские возражения против умеренного либертарианства неубедительны.
Итак, позвольте мне начать с дуалистического либертарианства. Дуалистическое либертарианство сочетает в себе свободную от оговорок либертарианскую теорию справедливости с принципом достаточности в этике распределения (см. раздел 2). Первая проблема этого способа сочетания либертарианства и суффициентаризма — отсутствие согласованности. Поскольку либертариантская теория справедливости касается прав собственности, немного странно сочетать её с принципом, который игнорирует права собственности людей и регулирует «раздел пирога», который достался нам случайно. Соответственно, в дуалистическом либертарианстве мы получаем постоянный конфликт между правами собственности — как они оправданы либертарианской теорией справедливости — с одной стороны, и принципом достаточности, игнорирующим эти права собственности, с другой.
Умеренное либертарианство, напротив, очень логично. Путём включения оговорки достаточности в либертарианскую теорию справедливости достаточностный элемент понимается не как принцип, регулирующий «раздел пирога», который просто случайно нам достался, а как принцип, регулирующий конвенции, касающиеся прав человека на доли общественного пирога благосостояния. Соответственно, при включении оговорки достаточности в умеренно-либертарианскую теорию справедливости не возникает постоянного конфликта между правами собственности и суффициентарными заботами, поскольку оговорка достаточности определяет правильную форму и границы прав собственности с самого начала.
Оговорка — это «внутреннее рассмотрение самой теории собственности», как выражается Нозик (1974, p. 180). Не существует отмены прав собственности внешним суффициентарным принципом справедливости, но есть оговорка достаточности, в свете которой определяются контуры прав собственности. Эти контуры, безусловно, могут включать ослабление прав собственности, чтобы допустить определённые виды вторжений, и поэтому умеренное либертарианство и дуалистическое либертарианство могут выглядеть одинаково на практическом уровне. Но первая теория справедливости более последовательна.
Вторая проблема дуалистического либертарианства состоит в том, что оно уязвимо ко всем возражения, с которыми сталкивается суффициентаризм в этике распределения. Есть (по крайней мере) три таких возражения [7]. Во-первых, утверждалось, что принцип достаточности неправдоподобно требует от нас никогда не раздавать что-либо в пользу кого-то выше порога, пока есть кто-то ниже порога, даже если человек выше порога может получить гораздо большую выгоду от получения предмета, о котором идёт речь (Arneson 2000, pp. 58–59). Это возражение не относится к умеренному либертарианству, потому что практика частной собственности не связана с распределением бесхозных вещей среди людей, некоторые из которых ниже, а некоторые выше порога. Это совершенно не касается этики распределения. Вместо этого, оговорка достаточности умеренного либертарианства связана с обоснованием правил, определяющих права людей на (надеюсь) растущий пирог: оно определяет, что такое оправданная практика частной собственности. С другой стороны, принцип достаточности в дуалистическом либертарианстве является общим принципом этики распределения, и поэтому возражение относится к дуалистическому либертарианству.
Во-вторых, часто возражают, что принцип достаточности может неправдоподобно потребовать огромных ресурсов для лиц с тяжёлыми формами инвалидности, состояние которых, тем не менее, улучшается лишь незначительно (Arneson 2000, pp. 55–56; Casal 2007, pp. 298–299; Benbaji 2006, pp. 332–333; Widerquist 2010). Это возражение не является проблемой для умеренного либертарианства, потому что оговорка достаточности включает пункт о том, что доведение всех до уровня, превышающего порог, не должно подрывать оправданную практику частной собственности. В связи с этим положением оговорка не может требовать затрат огромных ресурсов на некоторых лиц. В ответ можно возразить, что дуалистическое либертарианство также избегает возражений, поскольку оно сочетает в себе принцип достаточности в этике распределения с либертарианскими правами собственности, а последнее может запретить указанные огромные расходы (с учётом всех обстоятельств). Это правда, но весьма контринтуитивно, что принцип достаточности может потребовать таких огромных затрат и просто перевешивается заботой о либертарианских правах собственности. В умеренном либертарианстве такого перевешивания не происходит, и это делает умеренное либертарианство более правдоподобным, чем дуалистическое либертарианство.
В-третьих, высказывались возражения, что суффициентаризм не может объяснить неправомерность дискриминации людей выше порога достаточности (Temkin 2003, pp. 65–66; Casal 2007, pp. 301–303). Это возражение не относится к умеренному либертарианству, потому что умеренное либертарианство не должно объяснять неправильность дискриминации. Оно не задумано как теория, которая должна объяснить все типы дистрибутивной несправедливости. Умеренное либертарианство просто отвергает эгалитарные стандарты для практики частной собственности. С другой стороны, принцип достаточности в дуалистическом либертарианстве является принципом этики распределения, и поэтому ему приходится сталкиваться с проблемой объяснения ошибочности дискриминации в суффициентарных терминах.
Я не хочу сказать, что на эти возражения против принципа достаточности в этике распределения вообще нет ответов. В качестве решения первого и второго возражений некоторые пытаются скорректировать принцип достаточности (без отказа от суффициентаризма): Ицхак Бенбаджи не отдаёт абсолютного приоритета тем, кто ниже порога (2006, pp. 334–337), в то время как Кристофер Фрейман применяет принцип достаточности только к структуре сотрудничества, а не индивидуальному распределению (2012, pp. 34–37). Возможно, суффициентаристы также смогут объяснить неправоту дискриминации каким-то неэгалитарным способом (см. Huseby 2010, pp. 190–191; Axelsen and Nielsen 2015, pp. 415–418). Объём не позволяет мне обсуждать и оценивать такие попытки преодоления возражений. Дело в том, что дуалистическое либертарианство вносит три серьёзных возражения, потому что оно включает в себя полноценный принцип достаточности в этике распределения. Преимущество умеренного либертарианства в том, что оно прямо с самого начала их избегает.
6. Почему умеренное либертарианство лучше либертарианства прав на благосостояние?
В этом разделе я утверждаю, что умеренное либертарианство также преодолевает основную проблему либертарианства прав на благосостояние. Права на благосостояние должны пониматься как права требования, конечно, а не просто как права-свободы, и права требования концептуально соотносятся с обязанностями других. Когда у какого-то человека есть право требования Х, тогда другое лицо должно иметь соответствующую обязанность предоставить ему Х. Это относится и к правам на благосостояние. Таким образом, основная проблема либертарианства прав на благосостояние Ломаски состоит в том, чтобы указать человека, который должен нести обязанности, соответствующие правам людей на благосостояние [8].
Можно подумать, что именно государство (или некоторые другие профессиональные учреждения) должно нести обязанности, соответствующие правам людей на благосостояние. Но поскольку государство и все другие институты являются артефактами, их нельзя рассматривать как несущие обязанности, соответствующие естественным правам (или базовым правам). Естественные права должны быть естественными — не конвенциональными и приобретенными не посредством обещаний, контрактов и тому подобному — и поэтому люди имеют их даже в отсутствие искусственных институтов, таких как государство. Поскольку эти права соотносятся с обязанностями, мы должны иметь возможность указать на некоторых носителей обязанностей в дополитической обстановке. Это то, что отличает естественные права (или базовые права) от прав человека, по крайней мере, если права человека понимаются как своего рода конвенциональные права (Beitz 2009; но см. также Griffin 2008).
Может быть, тогда все люди несут обязанности, соответствующие человеческим правам на благосостояние. Это означало бы, что каждый из нас обязан всем остальным убедиться, что он или она имеет достаточно материальных благ, чтобы иметь возможность жить как исполнитель проекта. С этим решением тоже есть проблемы. Представьте себе естественное состояние без государства (и без каких-либо частных благотворительных организаций), в котором все бедны; ни у кого нет достаточных ресурсов. Надеюсь, вы согласны с тем, что было бы очень странно утверждать, что каждый нарушает права других в этом сценарии. Но, может быть, что-то изменится, когда экономика вырастет, и состояние некоторых людей станет немного лучше и у них появятся достаточные ресурсы? У людей действительно может быть естественная обязанность помогать другим, если они могут делать это с разумной ценой для себя, и поэтому у тех, у кого дела идут лучше, может быть долг разделить часть своего богатства с нуждающимися.
Но, в то же время, насколько правдоподобно брать на себя такие слабые («несовершенные») естественные обязанности милосердия или благотворительности, настолько же маловероятно предполагать, что каждый человек обязан помогать каждому другому в рамках своих прав. Предположение об обратном означало бы, что человек A нарушает права B, если он не предоставляет ресурсы B, даже если А оказал щедрую помощь человеку D. Следовательно, утверждать, что отдельные лица несут обязанности, которые коррелируют с естественными правами на благосостояние, было бы чрезмерно требовательным.
Таким образом, можно утверждать, что права на благосостояние могут возникать только тогда, когда они так или иначе институционализированы (O’Neill 1996, ch. 5). Это конвенциональные права, а не естественные. Это подрывает идею достаточностного либертарианства, которое поддерживает естественные (или базовые) права на благосостояние.
Я вижу четыре возможных ответа, которые может дать защитник либертарианства прав на благосостояние. Во-первых, можно попытаться возразить, что долг, который коррелирует с правами на благосостояние, не является чрезмерно требовательным, потому что он ограничен случаями, когда он может быть выполнен без больших затрат для носителя долга — это «условная обязанность». Однако это не годится. Считайте, что я могу удовлетворить права только некоторых людей, а не всех. Может ли кто-нибудь пожаловаться, если я решу удовлетворить права других людей, но не его или её? Правдоподобный ответ — «нет». Но если никто не может жаловаться, тогда оказывается, что моя условная обязанность — это просто несовершенная обязанность (то есть обязанность, которая не связана с кем-либо в частности), а не обязанность, которая коррелирует с правами на благосостояние.
Второй ответ — отклонить утверждение о том, что права требования обязательно коррелируют с обязанностями. Можно последовать примеру Джозефа Раза, заявившего, что права имеют динамический характер и часто обусловливают различные обязанности в разных обстоятельствах (1986, pp. 170–171). Поскольку они порождают обязанности, права могут рассматриваться как предшествующие обязанностям и, следовательно, необязательно соотносятся с обязанностями. Если это имеет смысл, то мы можем предположить, что люди обладают естественными правами на благосостояние, не имея необходимости находить соответствующего носителя обязанностей в естественном состоянии.
Но, в ответ этому, оправданный приоритет прав над обязанностями, даже если он признается, не подрывает их аналитической коррелятивности (Kramer 1998, pp. 35–41). Эти права означают, что иногда имеет смысл утверждать, что кто-то несёт долг, указывая на чьи-то права и разъясняя, что эти права затрагивают в данных обстоятельствах. Такие аргументы имеют смысл, если мы согласны с тем, что кто-то имеет определённые права, но не согласны с тем, каким обязанностям эти права соответствуют. Но то, что мы можем утверждать таким образом, определённо не показывает, что права не коррелируют с обязанностями. Это просто означает, что иногда у нас больше согласия о правах людей, чем о соответствующих обязанностях.
В третьем ответе защитник либертарианства прав на благосостояние может настаивать на том, что нам не обязательно указывать, кто несёт соответствующие обязанности. Кажется, имеет смысл говорить о правах людей, даже когда мы не очень понимаем, кто должен выполнять соответствующие обязанности. Возьмём пример Джереми Уолдрона: мы можем сказать, что ребёнок в Сирии имеет право расти в мирном обществе, не зная, у кого какие обязанности в этом отношении (1988, p. 69; см. также MacCormick 1977, p. 202).
Действительно, есть контексты, в которых имеет смысл говорить о правах, не имея возможности указать на какого-либо соответствующего носителя обязанностей. Но это особые контексты, в которых мы хотим побудить себя (или других) попытаться определить соответствующего носителя или носителей обязанностей, и где мы убеждены, что где-то есть такой носитель обязанностей. Теория справедливости не работает в таком особом контексте. В дополитическом естественном состоянии, подобном описанному выше, мы не уверены, что есть кто-то, кто несёт обязанности, которые коррелируют с правами на благосостояние. По этой причине теория справедливости, которая просто постулирует права, не имея возможности идентифицировать соответствующего носителя обязанностей, неубедительна.
В четвертом ответе защитник либертарианства прав на благосостояние может попытаться доказать, что базовые права действительно следует понимать как аналогичные правам человека (в их конвенционалистской интерпретации), а не как естественные права. У людей их не было раньше, когда не существовали конвенциональные институты, которые их породили. Это действительно могло бы обойти проблему идентификации соответствующих носителей обязанностей в естественном состоянии, но очевидным недостатком является то, что мы больше не сможем выражать достаточное беспокойство, когда нет конвенциональных институтов, которые предоставляют людям такие права на благосостояние. Похоже, что это подрывает саму суть достаточностного либертарианства. Достаточностный либертарианец считает, что, если люди не имеют достаточных ресурсов, чтобы жить в качестве исполнителей проектов, то это является серьёзной моральной проблемой независимо от того, существуют ли конвенциональные институты, которые предоставляют людям определённые права на благосостояние, или нет.
В отличие от либертарианства прав на благосостояние версии Ломаски, умеренное либертарианство не поддерживает права благосостояния и, таким образом, избегает проблемы определения того, кем должны быть соответствующие носители обязанностей. Не существует «права на достаточные ресурсы» или «права на оправданную практику частной собственности» в умеренном либертарианстве. Существует как раз право на практику частной собственности, которое, как объяснено выше, включает в себя право требования не быть исключённым из обоснованной конвенциональной практики частной собственности и моральное право присваивать объекты в соответствии с конвенциями оправданной практики частной собственности. Оговорка достаточности просто определяет, как практика частной собственности должна работать, чтобы быть оправданной.
Безусловно, оправданная практика частной собственности может, в конце концов, предоставить отдельным лицам определённые права на благосостояние, чтобы выполнить условие достаточности. Но, во-первых, в этом нет необходимости, потому что практика частной собственности вполне может соответствовать условию достаточности без предоставления прав на благосостояние. Во-вторых, такие права на благосостояние, даже если они передаются в рамках практики частной собственности, очевидно, не были бы естественными правами (или базовыми правами, как предпочитает говорить Ломаски). Они не были бы наравне с самопринадлежностью и правом на практику частной собственности, но были бы введены на институциональном уровне, вероятно, в форме юридических прав (или какой-либо другой формы конвенциональных прав).
Тем не менее, некоторым может казаться, что умеренное либертарианство сталкивается с аналогичной проблемой, как и либертарианство прав на благосостояние: кто должен быть обязан осуществлять оправданную практику частной собственности? Кто должен гарантировать, что существующая практика частной собственности удовлетворяет оговорке достаточности? На это можно ответить, что поскольку никто конкретный не имеет права на установление оправданной практики частной собственности или на то, чтобы существующая практика частной собственности удовлетворяла требованию достаточности, нет никакого давления с целью найти кого-то, кто должен нести соответствующий долг. Умеренное либертарианство с присущей ему оговоркой достаточности не предполагает никаких проблемных и сомнительных естественных обязанностей.
Я признаю, однако, что умеренное либертарианство может хорошо соответствовать предположению о естественной обязанности справедливости поддерживать справедливые институты (см. Rawls 1971, p. 99), которая включает обязанность вносить свой вклад в обеспечение того, чтобы практика частной собственности удовлетворяла оговорке достаточности. Но, во-первых, соответствие с предположением о естественной обязанности поддерживать справедливые институты не означает, что это предположение необходимо для понимания умеренного либертарианства. Можно поддерживать умеренное либертарианство, не признавая, что существует такая естественная обязанность. (И наоборот, нельзя поддерживать либертарианство прав на благосостояние, не предполагая, что у людей есть естественные обязанности, которые коррелируют с правами на благосостояние). Во-вторых, обязанность справедливости поддерживать справедливые институты не была бы нашим долгом перед другими людьми с точки зрения их прав требования. Хотя все права требования коррелируют с обязанностями, не все обязанности соотносятся с правами требования. Обязанность поддерживать справедливые институты была бы несовершенной обязанностью, которая в значительной степени зависит от контекста по своему содержанию и возлагается на кого-либо в частности. Таким образом, это выглядит гораздо менее проблематичным, чем естественная обязанность, которая должна коррелировать с правами на благосостояние.
7. Либертарианские возражения на умеренное либертарианство
Я утверждал, что умеренное либертарианство превосходит другие формы достаточностного либертарианства, потому что оно избегает их проблем. Но сталкивается ли умеренное либертарианство с собственными проблемами? Многие либертарианцы отвергают оговорку Локка, и поэтому я хотел бы вкратце обсудить пять их аргументов.
Первое возражение против оговорки Локка состоит в том, что концепция справедливости не применима к первоначальному присвоению, потому что земля изначально никому не принадлежит и, следовательно, никто не имеет никаких первоначальных прав в отношении внешних ресурсов (Feser 2005, p. 58). Но то, что земля и её ресурсы изначально никому не принадлежат, не означает, что люди не имеют никаких первоначальных прав на эти ресурсы (Vallentyne 2007). Это то, что либертарианцы должны признать, поскольку все они признают, что люди обладают моральными полномочиями присваивать себе части земли. Полномочия — это особый вид прав. Таким образом, люди могут иметь моральные полномочия приобретать внешние ресурсы в соответствии с оправданной конвенциональной практикой частной собственности, которая удовлетворяет оговорке достаточности. Соответственно, оговорка не обязательно должна основываться на предположении об изначальном общем владении землей, как предполагали некоторые её либертарианские противники (Narveson 1999, pp. 117–118; Hoppe 2001, p. 129n; Long 2006, p. 89).
Второе возражение состоит в том, что одни и те же моральные принципы должны определять права собственности на тело человека и права собственности на внешние ресурсы, поскольку между ними нет существенной моральной разницы. И то, и другое не относится к заслугам и в этом смысле морально произвольно. Следовательно, оговорка Локка также должна наложить ограничения на права собственности на наши тела, что, конечно, было бы неприемлемо (Miller 1982, pp. 275, 282; Machan 2009, p. 94). В ответ следует указать, что даже либертарианцы, которые отвергают оговорку Локка, действительно применяют в этих сферах другие моральные принципы: люди обладают естественными правами собственности на своё тело, но земля и её ресурсы рассматриваются как изначально никому не принадлежащие. Соответственно, имеет смысл применять эту оговорку ко внешним ресурсам, но не к нашему телу.
Третье возражение, предложенное Джоном Сандерсом, состоит в том, что «если бы оговорка была бы отброшена, для других людей было бы фактически больше ресурсов лучшего качества» (1987, p. 380), потому что практика частной собственности приносит большие экономические выгоды, а предотвращение превращения ресурсов в частную собственность ведёт к производству меньшего количества товаров и худшего качества. Сандерс считает, что это показывает, что оговорка обречена на провал (1987, p. 384). Но это не так. Его аргумент может быть просто использован для того, чтобы показать, что оговорка Локка часто довольно легко может быть выполнена, в основном потому, что присвоение помогает преодолеть «трагедию общин» и улучшает положение людей (Schmidtz 1994) [9]. По той же причине оговорка не запрещает любое частное присвоение земли, как предполагал Мюррей Ротбард (1982, p. 244).
Четвертое возражение указывает на то, что оговорка Локка является «критическим нарушением» либертарианской теории справедливости, поскольку вносит в теорию неисторический элемент (Paul 1988, pp. 248, 252, 255). Начиная с Нозика (1974, pp. 153–160), либертарианская справедливость была задумана как «историческая», поскольку предполагается, что справедливость прав собственности полностью зависит от их истории. Они должны быть основаны на справедливом первоначальном присвоении или справедливой передаче. Напротив, неисторические шаблонные принципы справедливости предписывают определённый паттерн распределения, который институты справедливого общества должны стремиться реализовать. Нозик отрицал, что его оговорка привносит элемент неисторического паттерна в его либертарианскую теорию справедливости, поскольку эта оговорка «фокусируется на определённом способе, которым присваивающие действия влияют на других, а не на структуре возникающей ситуации» (1974, p. 181). Многих такой ответ не убедил. Здесь я не хочу спорить, кто прав в отношении оговорки Нозика. Оговорка достаточности, однако, определённо является неисторической и шаблонной. Но я не считаю это поводом для беспокойства. Возможно и действительно правдоподобно комбинировать исторические принципы, порождающие права, с неисторическими принципами, которые имеют такое же обоснование и не подрывают действие исторических принципов. Это особенно верно, когда как исторические, так и неисторические принципы могут рассматриваться как дополняющие друг друга элементы практики частной собственности.
Пятое возражение гласит, что сам смысл либертарианской теории справедливости теряется, как только мы вводим оговорку. Возьмём теорию справедливости Ролза. В этой теории некоторая личная собственность предоставляется в соответствии с первым принципом справедливости Ролза (1971, p. 61; 1993, p. 298), а права частной собственности на средства производства рассматриваются как часть институционализации второго принципа справедливости (1971, pp. 270–274, 280–281; 1993, p. 338). Социальная или дистрибутивная справедливость стоит здесь на первом месте, права собственности — это нечто, вытекающее из принципов справедливости или дарованное ими. Суть либертарианской теории справедливости состоит в том, что она рассматривает права собственности как моральный базис, а не как нечто вытекающее из принципов социальной или дистрибутивной справедливости. Но как только мы делаем оговорку, как утверждается, права собственности перестают быть основополагающими.
Ответ прост: в либертарианской теории справедливости права собственности не вытекают из оговорки и, следовательно, остаются морально базовыми. Но можно изменить возражение и настоять на том, что, как только мы вводим оговорку, моральный статус прав собственности выглядит таким же условным, как и в теориях, которые рассматривают их как производные, обоснованные в рамках теории социальной или дистрибутивной справедливости. В этом, безусловно, есть доля правды. Позвольте мне дать ответ с конкретной точки зрения умеренного либертарианства с его оговоркой достаточности. Оговорка достаточности является условием для практики частной собственности в целом. И оправданная практика частной собственности не даёт на первом этапе строгих прав собственности только для того, чтобы позволить им быть превзойдёнными оговоркой на втором этапе. Нет двух шагов. Оправданная практика частной собственности определяет форму и границы прав частной собственности таким образом, чтобы с самого начала удовлетворить эту оговорку. Как только люди получат права собственности, как это определено оправданной конвенциональной практикой, которая удовлетворяет этой оговорке, в результате свободного обмена и первоначального присвоения собственности могут возникнуть все виды схем распределения. В этом смысле, согласно умеренному либертарианству, права собственности являются не только морально базовыми, но и достаточно устойчивыми, а не просто условными.
Однако практика частной собственности могла бы ослабить права и разрешить определённые виды вторжений, чтобы удовлетворить требованиям оговорки. Это может быть, например, налогообложение. В этом смысле права собственности действительно могут рассматриваться как «условные» в умеренном либертарианстве. Таким образом, права собственности, включая, вероятно, право самопринадлежности, не будут «абсолютными» или «безусловными». С другой стороны, любая теория, которая допускает (например) посягательства на права в случаях чрезвычайной ситуации, самообороны или (незначительных форм) загрязнения, должна ослаблять права (Mack 2011, pp. 111–114; Wendt 2016, pp. 101–109). Если либертарианская теория справедливости вообще должна быть правдоподобной, права собственности должны рассматриваться как «условные» в этом специфичном смысле. В этом нет ничего тревожного.
Я также должен признать, что, как только практика частной собственности нарушает оговорку достаточности, титулы собственности могут стать предметом обязанности компенсации (даже несмотря на то, что основной смысл оговорки достаточности более дальновиден). Это ещё один смысл, в котором права собственности могут считаться «условными» умеренным либертарианством. Но опять же, это не причина для беспокойства, а то, что можно одобрить. Это даже не что-то особенно «антилибертарианское» (если это кого-то волнует). Даже либертарианцы, отвергающие всевозможные варианты оговорки Локка, признают, что люди могут требовать компенсации за нарушение их прав. Умеренные либертарианцы просто добавляют, что оговорка достаточности должна рассматриваться как неотъемлемая часть естественного права людей на практику частной собственности и, следовательно, может также порождать требования о компенсации.
Источники
Anderson, Elizabeth. 1999. What is the Point of Equality? Ethics 109: 287–337.
Arneson, Richard. 2000. Perfectionism and Politics. Ethics 111: 37–63.
Arneson, Richard. 2010. Self-Ownership and World-Ownership: Against Left-Libertarianism. Social Philosophy and Policy 27: 168–194.
Axelsen, David V., and Lasse Nielsen. 2015. Sufficiency as Freedom from Duress. Journal of Political Philosophy 23: 406–426.
Beitz, Charles. 2009. The Idea of Human Rights. Oxford: Oxford University Press.
Benbaji, Yitzhak. 2005. The Doctrine of Sufficiency: A Defense. Utilitas 17: 310–332.
Benbaji, Yitzhak. 2006. Sufficiency or Priority? European Journal of Philosophy 14: 327–348.
Brown, Campbell. 2005. Priority or Sufficiency… or Both? Economics and Philosophy 21: 199–220.
Casal, Paula. 2007. Why Sufficiency is Not Enough. Ethics 117: 296–326.
Crisp, Roger. 2003. Equality, Priority, and Compassion. Ethics 113: 745–763.
Feser, Edward. 2005. There is No Such Thing as an Unjust Initial Acquisition. Social Philosophy and Policy 22: 56–80.
Frankfurt, Harry. 1987/1988. Equality as a Moral Ideal. In The Importance of What We Care About, 134–158. Cambridge: Cambridge University Press.
Freiman, Christopher. 2012. Why Poverty Matters Most: Towards a Humanitarian Theory of Social Justice. Utilitas 24: 26–40.
Fried, Charles. 1978. Right and Wrong. Cambridge, MA: Harvard University Press.
Griffin, James. 2008. On Human Rights. Oxford: Oxford University Press.
Hohfeld, Wesley N. 1913/2001. Fundamental Legal Conceptions as Applied in Judicial Reasoning. Burlington: Ashgate.
Hoppe, Hans-Hermann. 2001. Democracy: The God that Failed. New Brunswick, NJ: Transaction.
Huseby, Robert. 2010. Sufficiency: Restated and Defended. Journal of Political Philosophy 18: 178–197.
Kramer, Matthew. 1998. Rights Without Trimmings. In A Debate Over Rights, ed. M. Kramer, N. Simmonds, and H. Steiner, 7–112. Oxford: Clarendon Press.
Locke, John. 1689/1960. Two Treatises of Government. Cambridge: Cambridge University Press.
Lomasky, Loren. 1987. Persons, Rights, and the Moral Community. Oxford: Oxford University Press.
Lomasky, Loren. 1995. Justice to Charity. Social Philosophy and Policy 12: 32–53.
Lomasky, Loren. 2000. Liberty and Welfare Goods: Reflections on Clashing Liberalisms. Journal of Ethics 4: 99–113.
Long, Roderick. 2006. Land-Locked: A Critique of Carson on Property Rights. Journal of Libertarian Studies 20: 87–95.
MacCormick, Neil. 1977. Rights in Legislation. In Law, Morality, and Society, ed. P. Hacker and J. Raz,189–209. Oxford: Clarendon Press.
Machan, Tibor. 2009. Self-Ownership and the Lockean Proviso. Philosophy of the Social Sciences 39: 93–98.
Mack, Eric. 2010. The Natural Right of Property. Social Philosophy and Policy 27: 53–78.
Mack, Eric. 2011. Nozickian Arguments for the More-than-Minimal State. In The Cambridge Companion to Anarchy, State, and Utopia, ed. R. Bader and J. Meadowcroft, 89–115. Cambridge: Cambridge University Press.
Maloberti, Nicola’s. 2009. Libertarianism and the Possibility of the Legitimate State. Libertarian Papers 1: Art. №5.
Miller, Fred. 1982. The Natural Right to Private Property. In The Libertarian Reader, ed. T. Machan, 275–287. Totowa, NJ: Rowman & Littlefield.
Narveson, Jan. 1999/2012. Property Rights: Initial Acquisition and Lockean Provisos. In Respecting Persons in Theory and Practice, 111–129. Lanham, MD: Rowman and Littlefield.
Nozick, Robert. 1974. Anarchy, State, and Utopia. New York, NY: Basic Books.
Nussbaum, Martha. 2006. Frontiers of Justice. Cambridge: Cambridge University Press.
O’Neill, Onora. 1996. Towards Justice and Virtue. Cambridge: Cambridge University Press.
Ossenblok, Kasper. 2017. Self-Ownership and World-Ownership: A Quest for Plausible Libertarianism. PhD thesis, Ghent University. Available at https://biblio.ugent.be/publication/8543979.
Parfit, Derek. 1997. Equality and Priority. Ratio 10: 202–221.
Paul, Jeffrey. 1988. Historical Entitlement and the Right to Natural Resources. In Man, Economy, and Liberty, ed. W. Block and L. Rockwell, 247–265. Auburn, AL: Ludwig von Mises Institute.
Rawls, John. 1971. A Theory of Justice. Cambridge, MA: Harvard University Press.
Rawls, John. 1993. Political Liberalism. New York, NY: Columbia University Press.
Raz, Joseph. 1986. The Morality of Freedom. Oxford: Oxford University Press.
Rothbard, Murray. 1982/1998. The Ethics of Liberty. New York, NY: New York University Press.
Sanders, John. 1987. Justice and the Initial Acquisition of Private Property. Harvard Journal of Law and Public Policy 10: 367–400.
Schmidtz, David. 1990. When is Original Appropriation Required? The Monist 73: 504–518.Schmidtz, David. 1994. The Institution of Property. Social Philosophy and Policy 11: 42–62.
Shields, Liam. 2012. The Prospects for Sufficientarianism. Utilitas 24: 101–117.
Shields, Liam. 2016. Just Enough. Edinburgh: Edinburgh University Press.
Simmons, A. John. 1992. The Lockean Theory of Rights. Princeton, NJ: Princeton University Press.
Simmons, A. John. 1995/2001. Historical Rights and Fair Shares. In Justification and Legitimacy, 222–248. Cambridge: Cambridge University Press.
Temkin, Larry. 2003. Equality, Priority or what? Economics and Philosophy 19: 61–87.
Vallentyne, Peter. 2007. On Original Appropriation. In Liberty, Games and Contracts, ed. M. Murray, 173–178. Aldershot: Ashgate.
Waldron, Jeremy. 1988. The Right to Private Property. Oxford: Oxford University Press.
Wendt, Fabian. 2016. Political Authority and the Minimal State. Social Theory and Practice 42: 97–122.
Wendt, Fabian. 2017. The Sufficiency Proviso. In Routledge Handbook of Libertarianism, ed. J. Brennan, B. van der Vossen, and D. Schmidtz, 169–183. London: Routledge.
Widerquist, Karl. 2010. How the Sufficiency Minimum Becomes a Social Maximum. Utilitas 22: 474–480.
Примечания
[1] Точно так же Уолдрон различает аргументы общего права и аргументы специального права в пользу частной собственности (1988).
[2] В общем, хофельдианское полномочие — это способность второго порядка изменять свой моральный статус первого порядка или, в других контекстах, правовой статус.
[3] Симмонс (1995, p. 224) предложил объединить либертарианство с некоторыми шаблонными принципами; Арнесон (2010, pp. 192–193) предложил объединить либертарианство с приоритарным консеквенциализмом. Эти предложения не являются дуалистическим либертарианством, но, по крайней мере, они близки.
[4] Фрид (1978, ch. 5) и Малоберти (2009) также поддерживают определённый тип либертарианства прав на благосостояние. Локк может считаться предшественником (1689, First Treatise §42). Уолдрон предлагает абстрактное общее право на владение собственностью в качестве альтернативы локковскому праву присвоения (1988, pp. 130–132, 408–422); в сочетании с самопринадлежностью и правом на практику частной собственности возникающая форма либертарианства также будет либертарианством прав на благосостояние.
[5] Моральные аргументы в пользу равноправия Ломаски показывают, что его подход не является полностью контрактным. Не все моральные истины, включая истины о базовых правах, построены на контрактной процедуре. В более общем плане, возможно, стоит подчеркнуть, что обоснование стремления к реализации проекта для либертарианства не должно быть изложено в контрактных терминах. Но объём не позволяет мне обсуждать правильное место контрактных аргументов.
[6] Оговорка Локка «достаточное количество и того же самого качества», а также оговорка Нозика, возможно, устанавливают ограничения на отдельные акты приобретения собственности (Locke 1689, Second Treatise §§27, 33, 36; Nozick 1974, pp. 175–179). Нозик, кажется, тоже применяет свою оговорку к практике частной собственности в целом (1974, pp. 177).
[7] И дуалистические, и умеренные либертарианцы хорошо подготовлены к тому, чтобы ответить на другое распространённое возражение, а именно — на возражение о том, что критерий достаточности будет устанавливаться произвольно (Arneson 2000, p. 56; Casal 2007, pp. 312–314). И дуалистические, и умеренные либертарианцы могут указать на стремление к реализации проекта для достаточностного либертарианства, когда определяют непроизвольный критерий достаточности: предоставление людям возможности жить в качестве исполнителей проекта является обоснованием для достаточностного либертарианства, поэтому достаточность следует понимать как «достаточность для жизни в качестве исполнителя проекта». По общему признанию, это не очень точный порог, но, по крайней мере, он не выглядит произвольным.
[8] Можно подумать, что есть более прямое возражение против либертарианства прав на благосостояние: права собственности и права на благосостояние несовместимы. Но когда мы не понимаем права собственности на внешние ресурсы как расширение самопринадлежности (см. раздел 1), тогда (скромные) права на благосостояние и права самопринадлежности фактически совместимы. Более того, либертарианцы могут (и должны) поддерживать строгие, но не абсолютные права самопринадлежности. По обеим причинам я нахожу это возражение против либертарианства прав на благосостояние неубедительным.
[9] Шмидц даже утверждает, что оговорка Локка может потребовать присвоения (1990). Я бы не пошёл так далеко, потому что функция оговорки Локка состоит не в том, чтобы порождать моральные требования или моральные обязанности, а в том, чтобы указать, какие присвоения (или практики частной собственности) являются оправданными.
